Герман Устинов - Смена эпох

Может быть, поэтому Сурейя рано отошла от близких. Она с удовольствием и азартом участвовала в бурной школьной жизни, в концертах и поэтических соревнованиях, в революционных митингах и собраниях. Чуть не с первых школьных лет она запоем читала, а потом писала стихи. Лучше нее никто в лицее не знал классическую афганскую и восточную поэзию, не мог привести к месту чеканное по мысли четверостишие, убийственную эпиграмму. Она могла часами читать наизусть Низами и помнила десятки страниц «Шахнаме». Не отсюда ли поэтический псевдоним, который она выбрала себе, — Хатра («Память»)? Строки Саади и Фирдоуси врезались в сердце куда острее и глубже, чем домашние склоки и копеечные расчеты.

В свои 17 лет она была известным в Герате молодым поэтом. Ее стихи печатались в провинциальной газете, пег редавались по городскому радио. Она писала о революции, о завтрашнем дне страны, о новых людях Афганистана, о его неприступных горах и щедрых долинах, где скоро наступит мир. А недавно в ее поэтических строках появилось новое слово — «любовь»…

Хатра, будем теперь называть ее так, познакомилась с Матином незадолго до окончания лицея на школьном празднике. Частью этого праздника была своеобразная поэтическая дуэль, где знатоки поэзии «перестреливались» четверостишиями. Естественно, в этом соревновании должны быть и юмор, и логика. Каждая новая строфа — ответ на прочитанную соперником. Обычно Хатра не знала себе равных. Но выступивший против нее молодежный секретарь понемногу загонял ее в угол. Наконец, из глаз девушки брызнули слезы, и она убежала с маленькой школьной сцены.

Вместе с директором лицея он отыскал ее в пустом классе и крепко пожал ей руку. «Так это ты и есть знаменитая Хатра? Молодец, чуть не одолела старого бойца. Еще немного, и я бы сдался на милость победителя…» А вечером с мимолетной улыбкой посмотрел на сундучок, где хранились друзья его юности — поэтические сборники и собственные стихи, пока не увидевшие света. До того ли ему сейчас?

Весь следующий месяц, как и предыдущие, он с утра до позднего вечера жил обычными делами. Сколачивал молодежные ячейки на предприятиях и в кварталах ремесленников, доставал учебники и пионерскую форму в Кабуле, распределял среди детей, чьи отцы отдали жизнь за народную власть, одежду и обувь, присланные в подарок из социалистических стран, отбирал кандидатуры для поездки на учебу в Москву, боролся с дуканщиками, взвинчивающими цены в своих лавках, наряду с другими руководителями города вел уроки в своей «подшефной» школе — учителей не хватало, снаряжал в боевые операции отряды добровольцев — защитников революции, участвовал в преследовании душманских шаек, сам чествовал героев, хоронил павших… Изредка вспоминал о празднике в лицее «Мехри», каждый раз давая себе слово: «Надо после выпуска позаботиться об этой девчонке: наш человек!»

Как-то ночью, когда он только забылся мертвым сном после тяжелого дня, над его ухом раздалась резкая трель телефонного звонка. «Вот невыгоды жизни в служебном кабинете», — подумал он и потянулся за трубкой.

— Матин? Это Факир Ахмад, губернатор провинции. Извини, что звоню в такой час. Ты должен приехать ко мне. Машина есть?

— Да, но ведь комендантский час.

— Я знаю. Пароль «Барк» — «Свет».

— Да что случилось?

— Семейный конфликт. И замешан в нем ты.

— Не может быть!

— Ты читал сегодня провинциальную газету?

— Нет.

— Нет? Там напечатаны стихи под заголовком «Твердым быть». Каждый твой друг поймет, что это о тебе. И подпись «Хатра». Слышал ты это имя?

Достойный Иса Мухаммади, как и его дочь, с нетерпением ожидал, когда она закончит лицей. Но планы у них были разные. Если Хатра жаждала сразу после экзаменов пойти на работу в провинциальный комитет ДОМА — Демократической организации молодежи Афганистана, поближе к Матину, ставшему для нее после того знаменательного праздника самым нужным и дорогим человеком, то отец давно сговорился с крупным кабульским торговцем коврами выдать за него старшую дочь. Тот однажды гостил в их доме и видел девушку. Затребованный калым — 200 тысяч афгани купец готов был выложить полностью накануне свадьбы. А деньги в доме были нужны. Нынче Иса выдаст замуж красавицу Сурейю, а на будущий год — иншалла! («даст аллах!») — и ее дурнушку-сестру. Тем самым он основательно поправит свои дела.

В тот день, придя из лицея, Хатра долго перечитывала строчки своего стихотворения. Откликнется ли Матин на этот привет, посланный ее сердцем? Поймет ли он в своей вечной занятости, в своих больших и трудных делах, что творится в ее душе?

А вечером в доме разразилась гроза. Увидев газету со стихами, сестра Сахима быстро сообразила, что к чему, вспомнила о поэтическом празднике в лицее и явилась с подробным докладом к отцу. Хатра не сочла нужным скрывать свою любовь. Разгневанный Иса Мухаммади заявил, что забирает ее из лицея и будет держать под семью замками до самой свадьбы с кабульским купцом, которую он устроит в ближайшие же дни. «Этому не бывать!» — гневно воскликнула девушка и как была, в домашнем платьице, выскочила из дома.

Через час вместе с директором лицея она сидела в кабинете губернатора провинции. Туда же пригласили ее отца. Иса Мухаммади твердо стоял на своем. Дочь — его имущество, его товар, и никакие силы в мире не помешают ему и только ему решать ее судьбу. Детям нет дела до того, как родители распорядятся их жизнью. Так было на афганской земле во все времена. Даже сын не волен сам выбрать себе жену, а уж о дочери нечего и говорить!

Все уговоры и убеждения, все аргументы — что времена меняются, старые представления и традиции уходят в прошлое, что после революции женщины перестали быть рабынями — не привели ни к чему. Иса требовал добровольного или насильственного возвращения дочери домой.

Уходя, он со всей силой хлопнул дверью.

— Ну, многого он не добьется, — сказал губернатор. — Но кровь девушке попортить может. Что же, однако, предпримем сейчас? Есть у вас в Герате какие-то близкие? — спросил он у Хатры.

— Ив Герате, и во всем свете у меня есть только один такой человек — Матин.

Глаза у губернатора удивленно расширились. И только тут его словно что-то осенило. Он разыскал среди бумаг утреннюю газету и снова перечитал напечатанные там стихи…

…Спустя два месяца я был у них в гостях. Прошло всего три дня с начала их совместной жизни. После ухода Хатры из дома ее приютила школьная учительница литературы. У нее девушка жила до самого выпускного вечера. А теперь им на первое время отдал одну из своих комнат старый сослуживец Матина по ХАДу. Свадьбу они еще не отпраздновали.