Герман Устинов - Смена эпох

— У нас всей посуды — вот эти два стакана, — смущенно сказал Матин. — Вот даже чай сейчас должны пить по очереди. Ничего, все будет…

— Все есть, — сказала Хатра.

— Чем же все-таки закончилась та ночь у губернатора? — спрашиваю я.

…Услышав о случившемся сначала от губернатора, директора лицея, затем от самой Хатры, увидев в ее глазах муку, надежду и счастье, Матин уехал домой совершенно ошеломленный. Все серьезные разговоры были отложены на завтра. Девушку оставили ночевать в кабинете губернатора.

Матин час за часом ходил вдоль своего длинного письменного стола. Думы его были нелегки. Когда за окном начал брезжить рассвет, томительную тишину нарушил пронзительный телефонный звонок. Он снял трубку и услышал печальный и памятный с той поэтической дуэли голос. В эту ночь говорить по телефону им было, наверное, куда легче, чем с глазу на глаз.

— Девочка, — уговаривал ее Матин, — подумай, кем ты хочешь связать свою судьбу. Я с юности не принадлежу себе. Моя жизнь — это революция, борьба, партия.

— Я не хочу для себя иной жизни…

— Я как солдат, у меня нет ни дома, ни имущества…

— И у меня только одно платье…

— Меня могут в любой день послать на передовую. Да я и сейчас по целым неделям провожу в боевых операциях.

— Ты слышала, что стало с моей первой женой?

Вот и вся быль о Матине и Хатре. Уходя от них, я еще раз окинул взором временное жилище влюбленных. Два стула и столик. Маленький самовар и пара стаканов на подоконнике. Циновка на полу, два тюфячка в углу комнаты, закинутые домотканым покрывалом. Книжный шкаф, забитый книгами и тетрадями. На шкафу — небольшая фотография молодой женщины в скромной стальной рамке. Парвин…

С той моей командировки в Герат прошел уже почти год. Как-то вы прожили его, Матин и Хатра?

Трудный первый день на новом месте остался позади. Мухаммад расправил затекшие плечи, медленно встал из-за стола и вышел из дома. Единственная в кишлаке кривая, узкая улочка больше походила на тропинку. Он прошелся вдоль заброшенных мазанок к реке. Долго всматривался в серебристую лунную дорожку, пересекавшую холодные волны, полной грудью вдыхая свежий воздух. Кругом царила непривычная после города тишина. Неожиданно и резко ее взорвали чьи-то пронзительные вскрики и жутковатый хохот. Это за ближними песчаными сопками вышли на ночную охоту шакалы.

«Вот пока и все мое население», — грустно улыбнулся Мухаммад.

Еще несколько дней назад он даже не подозревал, что в его судьбе произойдут такие перемены. Спокойно жил себе в маленьком городке Зарандже, центре юго-западной афганской провинции Нимруз. Работал в провинциальном комитете партии. Должность у него была скромная: технический секретарь парткома. Бумаги да пишущая мащинка. Но Мухаммад очень гордился своим делом. Родом из бедной дехканской семьи, он только после революции научился читать и писать. И хотя за его плечами были всего лишь курсы ликбеза да две зимы в вечерней школе, товарищи по работе хвалили его за усердие и грамотность, а год назад приняли в партию.

На последнем заседании провинциального комитета НДПА Мухаммад сидел, как обычно, за своим столиком у окна и записывал выступления. Вопрос обсуждался важный. Набеги и зверства душманов разогнали в минувшие годы значительную часть населения провинции. Пять лет назад здесь жили 110 тысяч человек, а сейчас едва ли 25 тысяч. Кишлаки обезлюдели, земля осталась беспризорной, арыки и каналы занесло песком. Но теперь, когда контрреволюционеры выбиты из Нимруза и народная власть прочно контролирует тут положение, люди стали возвращаться. Сегодня первейший долг — помочь им наладить жизнь. Правительство готово дать дехканским семьям семена, технику, одежду. Однако в уездах и кишлаках пока не хватает вожаков, организаторов, хорошо знающих, чего хочет республика, за что она сражается. Нужны добровольцы из партийного ядра провинции, готовые поехать в глубинку. «Может быть, они есть среди нас?» — взволнованно обратился к участникам совещания первый секретарь парткома.

В числе тех, кто назвал свое имя, был технический секретарь провинциального парткома Мухаммад Расул. Его направили в далекий кишлак Малики. Когда-то здесь насчитывалось пятьдесят дехканских дворов. Вот уже три года селение пустовало. Но только что у губернатора провинции побывало несколько его бывших обитателей, сообщивших, что большая часть семей хотела бы вернуться в родные места. Губернатор заверил их, что они без помех получат назад свои дома и земельные наделы, а также посевной материал и удобрения для первого сева. «Начать жизнь заново вам поможет наш представитель Мухаммад Расул. Опытный, грамотный человек. Можете ему полностью доверять».

Целую неделю Мухаммад жил в Маликах в полном одиночестве. Время это не пропало зря. С крестьянской основательностью он обследовал здешние поля, пастбища, сады, дехканские усадьбы. Несколько раз спускался в кяриз — галерею подземных колодцев, откуда кишлак получал воду для домашних нужд и орошения. Постепенно вырисовывалась хоть и неутешительная, но ясная картина: что надо сделать в первую очередь, что может подождать, что следует попросить в провинциальном центре…

А потом началось. Четыре семьи, почти тридцать человек, пришли из соседней провинции Гильменд. Вслед за ними приехал младший брат Мухаммада — Гафур, знающий механик и шофер. В кузове подаренного провинциальными органами грузовика он привез не только свою и братнину семьи, но также новенький водяной насос и небольшую библиотеку. Еще через день шесть семейств вернулись из Ирана. Новости на востоке разносятся быстро. К концу первого месяца в кишлаке жило уже свыше двухсот человек, среди них, к радости Мухаммада, один старичок учитель.

Официально у них не было пока сельскохозяйственного кооператива, до него ли при такой разрухе. Но делали все сообща. Мухаммад создал две бригады. Строительная приводила в порядок дома, хозяйственные сооружения, ставила на маленькой кишлачной площади новую школу. Земледельческая расчищала, готовила к севу наиболее сохранившиеся поля, ремонтировала общинный арык. Трудились с утра до ночи и лишь однажды на несколько часов оторвались от дел. В тот день к ним пришли машины с семенами и удобрениями, присланные из Заранджа. По этому случаю в кишлаке был проведен торжественный митинг.

Организовали в Маликах и еще один отряд: общественной самообороны. «Разве не обидно будет, если какая-нибудь душманская шайка сведет на нет все наши усилия, разграбит и без того скромное достояние кишлака?» — говорил на общем сходе Мухаммад. Поддержка со стороны дехкан была полной. В отряд записались не только все мужчины селения, но и четыре вдовые женщины, чьи мужья пали от рук бандитов» Дважды в неделю участники отряда устраивали боевые ученья, — поочередно дежурили в нарядах по круглосуточной охране кишлака.