Герман Устинов - Смена эпох

Он шел совсем медленно. Через каждую сотню шагов валился на землю и мучительно ждал возвращения сил. Потом снова засовывал под рубашку раненую руку — так боль терпеть было легче — и вставал сперва на одно колено, потом на другое, пока не выпрямлялся во весь рост и командовал себе: «Иди!»

Сколько раз терял он сознание? Трудно счесть. В 9 вечера он подумал, что лишается рассудка: прямо перед ним на земле светились звезды. Закинул голову к небу: звезды сияли и там. Неужели?.. Сделав несколько шагов вперед, оказался на берегу маленького озерца и рухнул в воду. Судорожно втянул в себя большой глоток, и силы вновь оставили его.

Очнулся он от холода. Оказалось, что наполовину лежал в воде. «Хорошо, что здесь мелко, — подумал он. — Опять повезло. Целый день везет…»

К первому посту афганской армии, выставленному за восемь километров перед Хостом, Ширзой добрался незадолго до полуночи. В это время он уже не шел, а полз. Услышав голос, долго пытался понять, кто говорит. Толковали о сегодняшнем бое, здесь, на подступах к городу.

— Товарищи! — тихо простонал Ширзой. Его осветили прожектором и приказали: «Подними руки и двигайся к нам! Кто ты?»

— Я летчик… Свой… Утром сбили мой самолет…

Солдаты уже знали о том, что случилось у границы. Они с удивлением и ужасом смотрели на человека, стоявшего перед ними. На нем было все изодрано: одежда, кожа. Все в запекшейся крови. Он глянул на них поразительно ясным взглядом своих глубоко запавших глаз и стал медленно оседать на землю. Всю ночь командир охранявшей пост роты и замполит вытаскивали из его ступней колючки. В 6 утра за ним пришел вертолет из Хоста, а еще через час он улетел на специально присланном Ан-26 в Кабул.

…Я беседую с Ширзоем более года спустя после того весеннего сражения, столь краткого в воздухе и столь долгого и тяжкого на земле, сражения, которое он выиграл по всем статьям, как и положено людям из орлиного племени.

Медикам, в том числе и советским, удалось восстановить его здоровье и силы. Единственное — не совсем еще слушается кисть правой руки, на которой было сделано четыре операции. Говорят, однако, она полностью восстановится.

На новенькой капитанской форме Ширзоя (в полет он уходил старшим лейтенантом) сияет орден Красного Знамени, присваиваемый в Афганистане лишь за выдающиеся воинские подвиги.

— Где служишь теперь? — спросил я его.

— Конечно, в воздухе! — улыбается он. — Правда, временно в транспортной авиации ВВС: вожу солдат, боеприпасы, оружие… Пока не победит революция, другой жизни для себя не мыслю.

…В 1986 году высший орган государственной власти страны Революционный совет учредил высокое звание — Герой Демократической Республики Афганистан. В числе первых четырех Героев ДР А, удостоенных этого звания одновоеменно с его введением, был и Ширзой Ширзамин.

Первую звездочку на кабине своего КамАЗа Игорь Чернега, тогда еще рядовой, нарисовал особенно тщательно. Был солдат в тот декабрьский вечер преисполнен гордости. Крещение Салангом он выдержал с достоинством, хотя двухнедельный рейс этот потребовал от него такой сметки и настойчивости, такого стоического терпения и человеческого мужества, каких он даже и не подозревал в себе.

О Саланге. Это один из самых высотных в мире автомобильных перевалов, лежащий на отметке 3300 метров. Дорога здесь вьется крутым и узким серпантином, с одной стороны — отвесная скала, с другой — пропасть. Гололедица на трассе ужасная, тысячи машин, ежедневно проходящих через перевал, полируют полотно до зеркального блеска. Трехдневный подъем — мука, ползешь все время на низкой скорости. Главная забота — не дать мотору заглохнуть. Остановится машина, стронуть с места ее на гладком льду, да еще в гору, адски трудно. А за рулем 18-летний парнишка, вчерашний десятиклассник…

Это подъем… А спуск еще ответственней и опасней. Того и гляди разнесет, и врежешься в идущего перед тобой. В лучшем случае разобьешь себе передок, а то и вообще можно загреметь в пропасть.

Теперь машина. У себя на курсах ДОСААФ в маленьком городке Семилуки Воронежской области Игорь ездил на обычном трехтонном «ЗИЛе». Тут его сразу посадили на «шаланду» — десятиметровый «КамАЗ»-длинномер. С ним на равнинной дороге не больно-то поманеврируешь, а что говорить о горном серпантине?

Ну и, конечно, груз. «Насыпали» ему в Хайратоне полный кузов водопроводных труб длиной в двенадцать метров. Сказали: «Увязывай их как следует, чтобы при подъеме не съехали». Затянул вроде на совесть, тросами, проволокой. И что же? На первых километрах вверх колонну окутал густой туман. Трубы вспотели, покрылись мелкими капельками влаги. А когда залезли повыше, где хоть ясно, но мороз с ветерком, влага эта превратилась в лед. Готовая смазка. Чуть расслабило крепление, и трубы Игоря легко заскользили назад, под колеса идущей за ним машины. Можете представить, сколько нелестных слов зазвучало в адрес новичка, остановившего колонну. Правда, потом, когда трубы посыпались у одного лихого сержанта с полсотней звездочек на кабине, Игорь почувствовал небольшое облегчение. Значит, и с опытными водителями такое может случиться…

Груз собирали, конечно, все вместе. Колонна не может долго стоять. За ней следуют десятки других. Половина Афганистана, в котором нет железных дорог, снабжается и вывозит свои товары по трассе Хайратон — Саланг — Кабул.

Стоит звездочки такой рейс?.. Ребята постарше объяснили, однако, Игорю позднее, что был он в тот раз легким: в дороге их не обстреливали. «Может, оно и так, — заметил один из новых офицеров их подразделения Эдуард Николаевич Вахрушев, тоже впервые попавший на Саланг, — но перевал производит впечатление. Я, например, за весь путь не вспомнил о своем дне рождения. А мне, между прочим, во время рейса стукнуло тридцать».

Сегодня капитан Вахрушев — секретарь партийной организации подразделения, опытный, уважаемый командир. Несмотря на массу обязанностей, он, как и другие офицеры, ходит в рейсы через Саланг старшим колонны. За его плечами два десятка таких переходов.

Ну а у сержанта Чернеги, чья служба в Афганистане ко времени нашего знакомства подходила к концу, вся кабина в аккуратно выписанных звездочках. В чемодане под койкой бережно упакованный вымпел — «За сорок рейсов». Еще один вымпел — «За шестьдесят рейсов» полощется, словно боевой флаг «шаланды», на зеркале в кабине. Может быть, повезет, и он завоюет третий — «За восемьдесят рейсов». Это максимум, сколько может наездить за два года службы воин-автомобилист.

Сейчас на трассе стало больше порядка, на дорогу из Кабула в Хайратон и обратно они тратят уже не недели, а несколько дней. Сутки-двое — дома — и за новым грузом. Но даже из этаких скупых часов отдыха каждый половину проводит у своего «КамАЗа». Не дай бог, командир не выпишет путевой лист! Тяжкий удар по личному авторитету. Значит, шел в прошлый раз с огрехами, значит, запустил машину.