Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

Тимофей Морозов (Тима Белорусских)

певец, автор песни

Лет до шести моих мы в общежитии жили – а потом купили квартиру. На тот момент это был новый район, но ничего особенно эксклюзивного. Папа работал в оперетте нашей минской и еще разъезжал по странам с отдельными коллективами – сейчас он, кстати, вообще в Индию уехал и преподает там. Мама работала в филармонии, играла на флейте в оркестре – потом ездила в Саудовскую Аравию на заработки, еще была учителем флейты в музыкальной школе. Ну и они по музыке всегда… В детстве просыпаешься – уже музыка какая-то играет: Агутин или еще что-то. И папа ходит такой бодренький! А мама любила Стинга включить.

Лет в шесть меня отдали в музыкальную школу: я как вчера помню – там была куча кабинетов. И мы по ним ходили – выбирали инструмент. Зашли в кабинет с виолончелью – и почему-то спрашивают: «Ну что, будешь играть? А вот послушай, как звучит». Я такой: «Ну, класс!» Проходит неделя, я уже забыл про это, а мне говорят: «Ну что, пойдем». «Куда пойдем?» – «В музыкальную школу, на виолончели заниматься». И все – после этого дня жизнь вообще поменялась. Возраст был такой, когда хотелось далеко не пиликать по струнам, но у меня начало получаться, и меня в итоге отдали в колледж музыкальный. А параллельно в какой-то момент появились рэперы у нас на райончике. Они записывали свои треки на студии под биты рэперские, и для нас с приятелем (он жил на пятом этаже, я – на восьмом) это было вау. В какой-то момент я был в Германии у дяди – и сидел там и качал минуса на телефон. А параллельно приятель с этими рэперами случайно познакомился в кафе – ему папа какие-то вещи рэперские купил, и они такие: «Йоу, здорово!» И когда я вернулся, у него уже был адрес студии, куда нужно было подъехать. Я там записал первый трек – «Стереть память»; причем там было через «и» сначала – «Стиреть память». Мне было 13 лет.

Я вел в «ВК» паблик «Типичный рэпер», мемы там про рэп кидал. А потом сидел у бабушки в Витебске, и у меня не было денег – но были текста и биты. И я начал писать студиям: «Йоу, я с паблика “Типичный рэпер” – давай я повешу твою рекламу, а ты мне запишешь трек». Написал на 10–15 студий – один согласился. Я прихожу – студия реально классная. И в конце, когда я уже обуваюсь, он говорит: «Давай деньги». И я понимаю, что перепутал людей – то есть я не с ним договаривался. И я такой: «Слушай, ну вот у меня паблик есть, я тебе дам рекламу». Он мне потом скинул какие-то треки – но они плохие были, я не смог это запостить. Они мне еще угрожали потом, но я уже из Витебска уехал – а трек остался. То есть приходилось по-разному выкручиваться – но где-то к 2012 году я понял, что у меня получаются песни, и надо их делать дальше.

У меня был проект, который назывался «Некий клон»; это был андерграунд. То есть атмосфера того времени была такая: вас много, денег ни у кого нет, вы все чего-то хотите. Тогда был прямо пик рэпа в Беларуси. Я выпустил три трека и сразу написал какому-то минскому рэперу, которого все знали, мол, можно где-то выступить. Он такой: «Привет, напиши вот этому челу». Мы ему написали, и он отвечает: «Да, можно выступить». Я такой: «В смысле? У меня только три трека!» Он отвечает: «Да, три трека – но вы должны продать 20 билетов на тусовочку». И это было наше первое выступление: это был клуб, все курили, вещи пропахли никотином. Я помню, что мы потом прошли пешком несколько остановок – просто чтобы проветриться. Когда домой пришел, одежда еще воняла, но все равно впечатление было такое – вау, классно. И со временем из-за всего этого виолончель перестала нравиться. Я понял, что это не совсем то направление, которое мне бы хотелось в музыке брать.

С первого сольного концерта я очень сильно мечтал: «Как же круто со своим музлом поехать в какой-нибудь город – чтобы тебя там ждали и пели вместе с тобой. Ездить из города в город, кайфовать от людей». Я даже Саше [Резниченко, своему продюсеру] говорил, когда мы выходили из студии: «Блин, Саня, так хочу в турне». «Все, Тимоха, сделаем. Бро, скоро пробьемся – по-любому. Все придумаем». Я когда делал треки, прям представлял, как бы это звучало на концерте. При этом первый концерт в Минске я вообще не помню: я не выпил ни грамма алкоголя, ничего такого – просто я вышел, словил эту энергию и растаял. Это было просто нереально. В общем, как только накопилась программа на час, мы начали ездить в каждый город Беларуси. Договорились с клубом, напечатали билеты, пишем: «Йоу, ребята, Брест! Завтра едем к вам в два часа дня, у этого здания все встречаемся». Приезжаешь – а там 500 человек, и все хотят фоткаться. А ты в шоке просто! Один раз на выступлении в клубе сцены вообще не было – мы какие-то поддоны поставили, и я на них прыгал. Беларусь действительно по старту очень сильно нас прокачала; было реально круто.

Почему у меня в треках нет контекста общественного, мата, разврата? Потому что, во-первых, этого в жизни нет – хотя, конечно, я могу, как все, блякнуть. А во-вторых, именно в плане творчества мне нравится тот образ, который получилось создать. То есть нет такого, что я весь правильный и хотел делать добряцкие песни, и не затрагивать какие-то темы. Но когда я создал этот образ, он как бы перешел в меня, освободил от всего этого – и я теперь сам чувствую себя светлым. И когда я сейчас сажусь писать, я сразу это делаю на хорошем ощущении – вне зависимости от того, грустная песня или задорная. Просто сразу начинаешь на хорошем, позитивном вайбе – и тебе не лезет в голову всякая чушь.

С первых денег за музыку я сразу купил себе айфон, потому что до этого ходил с кнопочным телефоном. Потом сделал ремонт, помог маме, кухню ей обновил – какие-то бытовые мелочи. Потом пришел к тому, что ты что-то делаешь и откладываешь. У нас был момент, когда наши деньги просто лежали за монитором на студии. Можно было бы, конечно, извращаться и ходить в каких-то топовых луках, заключать какие-то контракты с супербрендами – и прочее. Но у меня в этом нет необходимости: главное – я спокоен и близкие спокойны, потому что есть безопасность. Ты уверен, что завтра не будешь опять, как я раньше зимой, ехать через весь город за пельменями со сметаной – просто чтобы перестал желудок есть сам себя.

Когда я еще не был популярным, я придумывал: «Эх, а что бы я делал, если бы у меня вот так вот? А вот так вот?» И возможно, сам того не подозревая, подготовил себя заранее ко всему, что есть сейчас. И теперь я просто благодарен тому, что осуществилось то, о чем я и парни так долго думали и страдали; ради чего рисковали, чем-то жертвовали. Ты понимаешь, что это все по итогу себя оправдало и что все это надо удержать. У тебя нет больше права на ошибку: ты не можешь, грубо говоря, обосраться перед этими людьми – ты должен себя держать в руках. Единственное что – все становится проще в плане обыденных вещей. Не думаешь уже о разбитом стекле в телефоне – поменял и забыл. Штаны грязные – купил себе новые штаны. То есть какие-то вещи просто выпадают у тебя из головы, и она становится гораздо свободнее.