Николай Никулин - От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

«Последнее метро» (1980), к слову, сделало не меньше для репутации режиссера, чем «400 ударов». Трюффо снял картину о театре во времена фашистской оккупации Парижа. Тема безупречная для режиссерского маневра: даже если актеры будут переигрывать, а обстоятельства не соответствовать правде, можно сослаться на сознательную театральность. Впрочем, так и вышло – действие ленты разворачивается в удушливых камерных декорациях театра Монмартр. Неуютно и режиссеру Люке Штайнеру, который, будучи евреем, вынужден прятаться в подвале от нацистов. Суровые дни военного непостоянства – повод для размашистых раздумий, а их отображение на экране – антидиетический путь к скорейшему обретению веса. Да и поработать с актерским дуэтом (Катрин Денев и Жерар Депардье) многого стоит!

В «Соседке» (1981) к Жерару Депардье добавилась Фанни Ардан, стяжавшая славу во многом благодаря этой ленте. Неуемную жажду любви ей удалось передать так удачно, что ей поддался даже сам Трюффо – в 1983-м у них родилась дочь Жозефина, и нельзя придумать более занимательного факта, отражающего плодотворность их сотрудничества.

ДА, ТРЮФФО – АВТОР ИНТЕЛЛЕКТУ-АЛЬНОГО КИНО, НО ОН НИКОГДА НЕ ПРЕНЕБРЕГАЛ ЖАНРОВЫМИ КАРТИНАМИ И, БОЛЕЕ ТОГО, НЕ ОТКАЗЫВАЛСЯ В НИХ СНИМАТЬСЯ.

Другую страсть можно увидеть в фильме «Зеленая комната» (1978). Если, пользуясь терминологией доктора Фрейда, эрос – это стремление к жизни, то танатос – это стремление к смерти. Последнему явлению дать объяснение сложнее, даже будучи известным австрийским психоаналитиком. Такое уж оно сложное. И возникает оно, как показывает опыт, у людей сложных – например, у писателей. Главный герой Жюльен Давенн живет прошлым – память об ушедшей в иной мир жене и друзьях не дает ему покоя. Впрочем, его страсть не столько эмоциональная, сколько рациональная. Подобно коллекционеру, одержимому манией собирательства старых артефактов, герой Трюффо (здесь он не только режиссер, но и исполнитель главной роли) сакрализует смерть, видя в ней символическое напоминание. Жизнь без осознания смерти, как писал Плутарх, «побуждает нас лишь к питью и наслаждениям». Даже древние египтяне на пир приносили скелет в знак того, что все удовольствия мимолетны и кратковременны. А надо, дескать, тянуться к взаимной любви и уважению! Как говорится, череп вам в руки, господин Гамлет!

Не сказать, что позднее творчество Трюффо пессимистично, просто оно многогранно. И вбирает в себя как детективные сюжеты, романтические фильмы, так и философские. Последнее слово, конечно, стало настолько истертым, что используется везде и всюду, даже по отношению к искрометному бреду бродяги. Но у французского режиссера нельзя отнять того, что было ему внутренне присуще. Бояться уронить слово «гений» – значит трусливо сторониться очевидности.

Любой сомнительный факт, нуждающийся в авторитетном подтверждении, обыкновенно аттестуется привлекательной фразой: «Британские ученые доказали». Имена этих ученых остаются в тайне, зато национальность на подсознательном уровне обладает академическим весом. А вот другая национальность отчего-то попала в немилость. Про то, что все плохое кино идет из Голливуда, стали говорить едва ли не с самого его появления. Тогдашние безымянные «британские ученые» доказали, что американские фильмы однозначно оглупляют зрителей. Статистики особой не приводилось – а скорее всего, такой без еще не изобретенного измерителя глупости просто не было, – да и как-то никто не брал в расчет, что, вообще-то, американские фильмы смотрят и американцы тоже, а значит, по логике, оглупляют самих себя.

Философ Людвиг Витгенштейн писал: «Не могу представить никакого другого подходящего мне вида отдыха для ума, кроме просмотра американского кино. То, что я вижу, а также музыка создают блаженное ощущение, возможно и инфантильное, но от этого не менее мощное».

Однако с ростом числа кинотеатров картина не могла заметно не поменяться. К 1960-м годам в Америке мест, где можно посмотреть кино, насчитывалось до 400 – и зрители, разумеется, хотели смотреть разное: не только искать отдыха для ума, но и свой ум закалять. Кино стало, если угодно, новой религией для молодого поколения, его критической философией. Да и подросло новое поколение режиссеров, которым надоело, отсиживаясь от армии, попусту протирать штаны в киношколах и хотелось делать бесшабашные фильмы.

Старый Голливуд не сразу заметил эти изменения, продолжая конвейерно производить развлекательную продукцию. А ведь зарабатывать можно было и на так называемой высоколобой публике. Film generation, как назвал это поколение американский критик Стэнли Кауффман, вышло на историческую арену, и такого прихотливого заказчика непростительно было не заметить. Бизнес встрепенулся. Выяснилось, что можно делать независимое кино – без лоска и искусственной красоты, а про настоящее, порой и очень неприглядное. Появились кинотеатры, демонстрирующие насилие и сексуальные сцены, именуемые грайндхаусами. Иные, обратившись к опыту европейской кинематографии, показывали лучшее фестивальное кино, с важностью окрестив себя артхаусом. На рекламных афишах французская актриса Брижит Бардо олицетворяла европейскую независимость и смелость. Когда вместе с Сержем Генсбуром она пела «Я люблю тебя… Я тебя тоже нет», помимо эпатажа прочитывалась еще и самостоятельность, обладание той свободой, о которой мечтала молодежь. А уж после исполнения песни «Бонни и Клайд» о знаменитой парочке американских грабителей никаких сомнений не осталось: нужно не бояться своих желаний. К черту голливудскую цензуру и моральные диктаты. «Они говорят, мы хладнокровные убийцы», – поет Брижит Бардо. «Это не забава, у нас просто не было выбора», – подхватывает Генсбур.

С кинофильма «Бонни и Клайд» (1967) началась новая эпоха: хулиганство – это не стиль, а возмутительное пренебрежение кодексным «нельзя». Под лозунгом «Запрещено запрещать» шли те, для кого «секс, наркотики, рок-н-ролл» были не ругательными словами. А еще джаз, свобода и поток сознания. И кто бы мог подумать, что во всем виноват Джеймс Джойс.

НАГЛЯДНО ПОВЕДЕНИЕ БИТНИКОВ, АПОСТОЛОВ РЕЛИГИИ БЕЗ РЕЛИГИИ, ЗАНИМАЮЩИХСЯ «СВЯТЫМ ШУТОВСТВОМ». ОНИ ВЫСМЕИВАЮТ АМЕРИКАНСКИЕ ЦЕННОСТИ, ВЫСМЕИВАЮТ КОСНУЮ МОРАЛЬ И ВЫСМЕИВАЮТ САМИХ СЕБЯ – КУДА БЕЗ ЭТОГО? СТОЯТЬ НА МЕСТЕ – ПРЕСТУПЛЕНИЕ.

Да, с легкой руки ирландского писателя в искусстве появился принцип быть принципиально беспринципным. Ну кто бы мог подумать, что в литературном тексте могут отсутствовать знаки препинания? А почему нет? Джойс в романе «Улисс», пропитанном аллюзиями на гомеровскую «Одиссею», кажется, отнюдь не беспокоился, что его не поймут. Его герой Леопольд Блум блуждает по Дублину в течение одного дня – 16 июня 1904 года (этот день, День Блума, по популярности и по количеству выпитых спиртных напитков может потягаться с Днем святого Патрика). И блуждает так долго, мучительно и бессобытийно, что книга осталась в истории как одна из самых известных непрочитанных книг. Ну и ладно. Такой вот поток сознания.