Калле Книйвиля - Крым наш. Возвращение империи

Но действительно ли гигантская волна эйфории после аннексии была полной неожиданностью?

— Прежде всего, я была поражена тем, как много было тех, кто поддался этому. Пожалуй, во всех странах существует определенное, даже относительно большое количество людей, которые всегда готовы радоваться военным победам. Но самым интересным было то, что, казалось, больше радовались работники органов государственной безопасности. У меня нет данных об этом, это лишь мои собственные наблюдения. Но те, кто не так зависит от государственных органов, придерживались более разнообразных взглядов, и многие рядовые, обычные люди удивлялись, зачем нам вообще вдруг понадобился Крым.

Существуют же данные по всенародной поддержке политики Владимира Путина. Сразу после победоносной войны в Грузии летом 2008 года, до начала экономического кризиса, эта поддержка достигла своего исторического пика. Тогда, по данным независимого института общественного мнения «Левада», до 88 процентов опрошенных говорили, что они скорее поддерживают, чем не поддерживают политику Путина. Затем эта поддержка медленно снизилась до своего исторически самого низкого уровня. В ноябре 2013 года — лишь 61 процент.

Такая народная поддержка, разумеется, была бы вершиной всех мечтаний для любого из ведущих политиков западной демократии, где существуют настоящие альтернативы и сильные критические голоса. Но все это отсутствует в России Путина.

Вся система построена на предпосылке, что никакие альтернативные решения проблем России не могут быть разрешены, никакие конкурентные политические силы — они сразу будут остановлены тем или иным способом, если покажется, что они могут угрожать властям. Единственной альтернативой стабильности Путина являются хаос и распад, — трубят государственные СМИ. Поэтому у власть имущих появляется проблема, если поддержка политики президента, политики единственной альтернативы, уменьшится и будет ниже, чем две трети. Это означало бы, что многие считают любого президента лучшим, чем Путин.

Но сразу после военной операции в Крыму все проблемы относительно данных опроса как ветром сдуло. События в Украине были ловко использованы государственной пропагандой. По телевидению все выглядело как согласованное нападение Запада на Россию и русских, нападение, которое надо остановить любой ценой. И в начале марта, после того как вежливые солдаты успешно штурмовали парламент в Симферополе, поддержка Путина выросла до 72 процентов. Все же знали, что это были российские солдаты, даже если российское министерство иностранных дел настойчиво это отрицало. В конце марта, когда аннексия было завершена, эта цифра достигла 80 процентов, а летом она продолжала расти. В октябре поддержка Путина снова достигла исторического пика — 88 процентов — такой же величины, как сразу после войны в Грузии 2008 года.

Еще интереснее посмотреть, сколько людей хотело бы, чтобы Владимир Путин остался президентом и на следующих выборах, которые, согласно конституции, должны состояться в 2018 году. В октябре 2013 года многие россияне фактически считали, что уже хватит, даже если с политикой Путина, на их взгляд, в принципе, все нормально. Тогда только 33 процента опрошенных хотели бы, чтобы он остался на следующий шестилетний срок, согласно данным «Левада». Это число тогда почти в течение года было практически неизменным. Но после событий в Украине стабильность Путина вдруг снова стала очень популярной: в ноябре до 54 процентов опрошенных хотели, чтобы он остался президентом до 2024 года. Наиболее опасный альтернативный кандидат, коммунист Геннадий Зюганов, получил поддержку менее 5 процентов.

Однако можно спросить себя, действительно ли поддержка президента настолько выросла, или дело в том, что больше людей теперь осторожнее и уже не хотят публично заявлять, что они не очень-то и восхищаются президентом. У Ирины Прохоровой есть ощущение, что эта поддержка совсем не так уж стабильна, как это может показаться.

— Совершенно очевидно, что после такого совершенно невероятного энтузиазма этот восторг начинает потихонечку спадать, что естественно, а просто уже начинает всплывать тот негатив, который проявляется. Ассортимент продовольственных продуктов в магазинах уменьшился через российские контрсанкции, а цены выросли. У регионов изымаются деньги на поддержание Крыма, а бюджеты и так очень маленькие. Приходится закрывать социальные программы, люди начинают на себе постепенно ощущать результат. Ну, конечно, можно какое-то время кричать, что это американцы проклятые, и все прочее. И тем не менее мне кажется, что, с другой стороны, память о советском имеет не только эту идеальную сторону, но также и какие-то формы сопротивления этой пропаганде. Это тоже постепенно начинает включаться.

Оживают советские воспоминания, и это означает также, что многие не хотят откровенно говорить то, что думают, если эти мысли не совпадают с политикой правительства, — говорит Ирина Прохорова.

— Ведь включились механизмы советские, люди не всегда откровенны. Они стали осторожны в своих высказываниях. Поэтому я верю, что многие из тех, которые на словах поддерживают эту политику, не обязательно говорят правду. Этого мы не можем знать — они избегают риска. Даже если опросы должны быть анонимными, они думают, что все-таки можно вычислить, кто что ответил. У нас нет свободного общественного мнения, поэтому невозможно знать, какова картина на самом деле.

В Крыму те, чье поведение совпадало с политикой российского правительства, охотно рассказывали мне о своих мыслях, нередко теми же словами, которые употребляет официальная пропаганда. Но было гораздо труднее убедить людей с иным мнением откровенно поговорить с иностранцем, — рассказываю я.

— Именно так. Поэтому совершенно невозможно сказать, у скольких иное мнение. Но, как бы там ни было, многие испытывают дискомфорт из-за того, что происходит, и готовы слушать контраргументы. Чтобы заставить людей думать не пропагандистскими шаблонами, которыми их ежедневно кормят, надо перенести дискуссию на другой, более конкретный уровень, — говорит Ирина Прохорова. Вместо того чтобы говорить о геополитической и национальной безопасности, можно, например, говорить о повседневной жизни, о том, как жить в согласии со своими соседями и друзьями.

— У меня самой был интересный опыт несколько недель назад, когда я участвовала в прямом радиоэфире. Это было на радиостанции «Говорит Москва», вполне лояльной, близкой к официальной политической линии. Я изложила свои мысли относительно Украины. Сначала многие слушатели звонили и жаловались, что я не патриотка России и так далее, тараторили что-то о национальной безопасности. Я сказала слушателям, что у них всех, наверное, есть много друзей. В России люди всегда как-то выкручивались, потому что они помогали друг другу. Они помогают вам, и вы помогаете им. Можно заботиться о собственной безопасности также иным способом, все время жалуясь на других, донося на них власти, заявляя, что тот подлец, то шумит по ночам, и так далее. Но ведь лучше пытаться находить компромисс и дружить со всеми. Для чего враждовать со всем миром, — спросила я, — действительно ли нужно, чтобы мы плевали в лицо всем вокруг нас? И тогда можно было увидеть, как я получала все большую поддержку в телефонном голосовании, закончилось тем, что 45 процентов слушателей были на моей стороне.