Array Коллектив авторов - Собеседники. Ближним и дальним

Сама презентация прошла, на удивление, скромно. В том смысле, что не было ни обильного застолья, ни высокопоставленных чиновников, ни заранее заготовленных славословий. Был узкий круг друзей, несколько набежавших невесть откуда журналистов и три-четыре бутылки шампанского. И ещё были песни, написанные на стихи Татьяны Батуриной композиторами Львом Буровым, Анатолием Климовым, Владимиром Примаком и бардами Сергеем и Ириной Волобуевыми. Были стихи, прочитанные «именинницей». И была настоящая свеча, привезённая Татьяной Батуриной из Иерусалима. Она горела весь вечер, озаряя присутствующих своим животворящим светом и привнося в происходящее некоторую долю таинства.

В канун одного из славных событий в жизни Татьяны Батуриной в Волгограде одна за другой вышли три её поэтические книги: «Избранное», «Русь Господня» и «Свеча». В сущности, получилась трехтомная антология, составленная с явным вызовом: поэтесса, круто и без особого отбора перемешав стихи, написанные и много лег назад, и совсем недавно, почти в полном объеме предъявила результаты 30-летнего творческого пути. Несомненно, Татьяна Батурина оказала полное доверие своему читателю, не требуя от него снисхождения, но горячо надеясь быть оценённой по достоинству.

Справедливость такой оценки зависит от верного определения дистанции, отделяющей Батурину раннюю от нынешней. О движении поэта в пространстве и во времени мы судим по изменениям образной системы, по качеству поэтической формы, по глубине развития волнующих его тем. Довольно часто поэты достигают определённого уровня мастерства единожды и навсегда; отдельным счастливцам удается отречься от наработанного, представ перед читателем разными и новыми. В «Руси Господней» и «Свече» поэтесса явилась в новом качестве – как автор стихов духовного содержания. Такой мы её, право же, не знали. Однако в «Избранном» она ничуть не стремится высокомерно отвергнуть своё «мирское» прошлое. Многие страницы этой книги настойчиво возвращают нас к яркому сборнику «Полдень» 1985 года. Это слепки сиюминутных настроений здоровой, победительной, бурно чувствующей женщины. Мир её – тёплый, красочный, иногда – печальный, а в целом – устойчивый и прогнозируемый…

Настроения героини часто меняются, но не выходят за рамки средне-обычного поэтического восприятия. Судя по всему, автору и сейчас по-человечески дорог образ героини, такой взбалмошной и по-женски обаятельной. В память о той, прежней, в сборник включены простые «бабьи» строчки:

Эти и подобные старые стихи листаешь, как… семейный фотоальбом.

В них сохранился дух времени, «когда мы были молодыми»: окаменевшие, казалось, навсегда застойные годы, безответственная лёгкость бытия, порождённая несокрушимым чувством защищённости. От мировых проблем, проклятых вопросов, мук пробуждённого сознания… Свойственный тем, а не нынешним дням дремучий покой разлит в стихах Т. Батуриной «Милость», «Мята», «День рождения», «Старость в прошлом». В них, как на фотоснимках, запечатлена динамика неподвижности.

Но совсем иные качества поэзии Татьяны Батуриной обнаруживаются там, где возникают новые для её творчества темы. Строго говоря, их немного, но они могучим половодьем затопляют территории, принадлежавшие ранее биографии, любовным размолвкам, чужим письмам, природе, старикам, животным – всему тому, что всегда под рукой, тому, что надёжно и плотно заполняло повседневное бытие… Что же это за темы? Главнейшая из них – тема перерождения героини. Она поначалу звучит тихим, сокрушённым стоном-размышлением:

Как-то не по себе от этих строчек именно потому, что мы давно и близко знакомы с жизнерадостной лирической героиней, ныне как бы отрекающейся от своих лет, слов и судьбы. Безмятежно-уютный, обжитой мир являет свою хаотическую изнанку, изменяются содержание, тональность батуринской лирики. Автор вдруг решительно говорит о себе: «чужая всей земле».

И эта короткая строчка, безусловно, скрывает некое событие, отделившее героиню от людей непроницаемой стеной. Что-то произошло, и потрясение велико: его причину почти невозможно объяснить, с ним не справиться в одночасье, ибо оно огромно. Осторожно, боясь сфальшивить, героиня пытается определить, что делается с её душою. Почти каждое новое стихотворение, не называя всего события, приближает нас к пониманию этого глубоко личного процесса:

Момент потаённого вслушивания в себя весьма необычен для чувственной, звонкоголосой поэзии Татьяны Батуриной, её стихи всё чаще окрашиваются отвлечёнными, порою – метафизическими наблюдениями: «И вот я умерла…», «И я – не я…», «Не я, а женщина другая…», «Лететь ли дальше?

Притворяться ль дольше, Что я – не я?», «Гляжу в себя и вижу всякий миг Себя иную…» «Когда к лицу пристанет новый лик…»

Тут уместны только шёпот и аскеза. Героиня себе не нравится, она стремится сбросить с себя уродливую, изжитую оболочку, и мы подчиняемся её страстному порыву к обновлению.

Мы ждём, что буквально «на наших глазах» может произойти чудо: вот-вот опадёт, растает бесследно лягушачья кожа, и явится существо иного мира… Оправданы ли наши ожидания? Да, конечно. Истовая вера героини в саму возможность внутреннего преображения важнее его осуществления на практике. В духовной сфере сам факт изнуряющей борьбы с собой уже равносилен победе.

Но вот лирическая героиня торопится свои интимные чаяния непременно обобщить, придать им наибольший масштаб: «Мы на земле – ещё не мы…» «Не знаем, не ведаем, кто мы…»

Стихи, увы, здесь обретают привкус публичности. Лишь древних иконописцев не пугала принадлежность к безымянной массе. «Нас» – пугает.

Опасность поэтического обобщения в том, что оно редко бывает безупречным. По-настоящему цепляет только то, что обладает качеством штучности и не имеет касательства к массе, большинству. С этой точки зрения поэт в большей степени воздействует на сознание читателя, выражая только себя.

Тогда ему заведомо всё «прощено», ибо он сам себе – жертва и палач. Однако и выход автора на публику обусловлен, как правило, весомыми причинами. В нынешней поэзии Татьяны Батуриной это жест оберега, заклинания от духовного распада. Это и поиск единомышленников… Желание героини во что бы то ни стало предостеречь человечество столь сильно, что она просто не замечает, как впадает в гордыню назидательности: