Марина Саввиных - Мосты над облаками. Встречи, события, диалоги

Были ещё поэтическое шествие и «Русалии» московского режиссёра Елены Пенкиной.

Впервые закрытие литературного фестиваля происходило в самом центре Коктебеля – на площади искусств перед Домом Максимилиана Волошина. Это была яркая акция-перформанс «Древо желаний», в создании которой принимали участие фестивальщики, гости и жители посёлка, дети из художественной школы. Во исполнение написанных на бумажных листьях древа пожеланий в ночное небо Киммерии взмывали огоньки на воздушных шарах.

Много было интересного за семь дней симпозиума, а это – более шестидесяти мероприятий. И это была настоящая напряжённая творческая работа с ненормированным рабочим днём. Программа начиналась в десять утра и заканчивалась за полночь. А уж разговоры и дискуссии порой длились до самого утра. Не знаю, успевали ли наши участники при этом ещё и окунуться в море. Организаторы точно не успевали. Но несмотря на это, многие уже выразили желание принять участие в следующем, юбилейном, десятом симпозиуме, посвящённом 135-летию Максимилиана Волошина. А это значит, что мы работаем не напрасно.

К сказанному Андреем мне бы хотелось добавить несколько своих соображений. Взгляд – как бы уже изнутри, но ещё и со стороны. Вне всякого сомнения, Волошинский фестиваль – один из самых представительных профессиональных съездов. «Вселенский собор» русской (и русскоязычной – приходится признать, что сегодня это разное) литературной элиты в самом позитивном значении этого слова. Профессионализм отличает Волошинский форум от ставших уже привычными многочисленных графоманских тусовок. И дело здесь даже не в присутствии «звёздных» персон… Уровень организации, общения, дискуссий, качество представленного творческого вещества – всё это если не на пределе возможного, то, по крайней мере, устремлённость к пределу ощущалась в каждой мелочи. И хотя избежать шероховатостей в таком многоплановом событии невозможно, в целом они не портили впечатления, за что снова и снова – великая признательность всем, кто к деянию сему руку приложил.

Многое из того, что здесь происходило, стало для меня подтверждением нарастающей поляризации литературного пространства. Молодая поэтесса, предложившая стихи в «День и ночь», на мой призыв подумать о читателе и быть, по возможности, проще – откликнулась так: «А я думала, сегодня нельзя без „подвывертов“». Завихрения всевозможных «подвывертов для подвывертов», почти совершенно поглотившие нашу словесность (по крайней мере, ту, что на виду), образуют в ней чудовищный мёртвый омут, затягивающий всё, что не способно сопротивляться. Унылые вереницы почти не отличимых друг от друга версификаций, воспроизводимых с импровизированных подмостков, – отличительная черта, увы, не одной фестивальной площадки.

Скука, вялые аплодисменты зевающей публики, потеря, в конце концов, этой публики… Всё это бурно обсуждалось потом «в кулуарах» – в кафешках, на пляже, на прогулках и «дружеских попойках» (как без них!). При этом очевидна была открытая манифестация чего-то иного, противоположного «мертвечине». Живая жизнь, подъём, жадный интерес к миру, меняющемуся на глазах, страсть познания и стремление к художественной правде – всё это образовывало на фестивале некие «точки кипения», которые постепенно притягивали к себе всё больше и больше участников.

Замечу, тяготение к тому или другому полюсу никак не связано со стилем или традицией, которой следует автор. Просто есть Поэзия и имитация оной на потребу конъюнктуре. Последняя, конечно, гораздо более социально адаптирована, избалована поощрениями и финансовыми вливаниями. Зато первая мощно выбивается из-под завалов и скоро-скоро (о, надежда, которая умирает последней!) будет бить ключом!

Одну из таких «точек кипения» я наблюдала вблизи. Это был мастер-класс двух поэтов: доктора культурологии, кандидата филологических наук, президента Академии Зауми Сергея Бирюкова и президента Союза писателей ХХI века, главного редактора журналов «Дети Ра» и «Футурум АРТ» (и прочая, и прочая) Евгения Степанова. О Степанове не стану долго говорить. О нём много сказано. Не хочу повторяться. Думаю, что в памяти благодарных потомков его имя сохранится так же, как мы храним имена Павла Третьякова, Саввы Морозова и Сергея Дягилева. Только Степанову труднее, так что и память о нём, наверное, будет светлее и драматичнее.

Бирюкова прежде я вблизи не видывала. По коротком же знакомстве он произвёл на меня ошеломляющее впечатление. Представьте себе профессора европейского университета, этакого raffiné: речь, манеры, мимика, жестикуляция – вся тончайшая механика общения, которая изобличает в наших глазах человека определённого воспитания и круга. И вдруг он выходит к микрофону, и начинается – шаманское камлание? Индейская ритуальная пляска? Кажется, горло поэта-декламатора способно воспроизвести любой звук – от гортанного крика горлицы до скрежета металла о металл. А потом откуда-то являются картонная дудка – пугающе громкая – и летающий диск, на глазах у зрителей запускаемый в небеса. Так президент Академии Зауми чествовал Владимира Алейникова, нового академика, лауреата Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка.

Сергей Бирюков – звучащий инструмент поэзии. Он один из немногих, кто знает о переднем крае поэтических поисков – всё. Или почти всё.

Евгений Степанов и Сергей Бирюков. Коктебель. У могилы Волошина.

Мастер-класс, который он вёл вместе со Степановым, был посвящён литературному авангарду. Но под конец в маленький холл пансионата «Камелия-Кафа», где разместился класс, слетелось всё, что почуяло энергию совершающегося здесь волшебства.

Живое русское слово вызвало из тектонических культурных пластов новое поколение литературоведов и критиков. На мастер-классе Бирюкова и Степанова тон обсуждениям задавали молодые филологи, бескомпромиссные, жёсткие, отважные, не оглядывающиеся на регалии и лица – и при этом высоко эрудированные и компетентные. Мне особенно запомнились Евгения Коробкова («Какой живой, говоря пушкински, раздробительный (в положительном смысле) ум!» – отозвался о ней Бирюков) из Челябинска и Мария Суворова из Вологды. Уверена, мы ещё не раз встретим на страницах литературных журналов эти имена.

А потом мэтр был настолько любезен, что согласился дать мне эксклюзивное интервью. Вот оно – слово в слово.

Саввиных.Сергей Евгеньевич, что сегодня в искусстве можно назвать «авангардом»? Кажется, всё уже испробовано. Какие возможности для эксперимента остаются в современной литературе, особенно – в поэзии?