Василий Карцев - МИГ МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ. Сборник

9. – В конце октября из Петрограда прислали телеграмму. В которой сообщалось, что власть перешла в руки «большевиков». Штурмом взят «Зимний дворец». Поступил приказ срочно перебросить казачий полк в Петроград. Для защиты города от революционных отрядов большевиков силой взявших власть и установивших диктатуру «Пролетариата». Тут же появились агитаторы и провокаторы разных мастей. Одни агитировали защитить и сохранить монархию. Другие пытались склонить на сторону большевиков – эсдеков, партии – во главе которой стоял В. И. Ульянов (ЛЕНИН). Третьи вообще считали, что правильный путь к равенству идет только через «Анархию», так как «АНАРХИЯ мать ПОРЯДКА» и призывали вступать в их партию. В полку начались волнения. Казаки собирались на митинги и обсуждали сложившуюся ситуацию. Уже слышались призывы – «бить офицерьё» и расходиться по хуторам и станицам. Но тут полк построили и зачитали приказ командира полка: В связи со сложившейся обстановкой, в целях предотвращения дезорганизации полка и морального разложения личного состава создать «ОСОБЫЙ ОТДЕЛ» – по борьбе с провокаторами и агитаторами. Наделить «ОСОБЫЙ ОТДЕЛ» полномочиями позволяющими расстреливать провокаторов по закону военного времени без суда и следствия. Для устрашения тут же на виду всего полка расстреляли троих распространявших листовки и газеты среди казаков – «провокаторов». После этого волнения в полку поутихли. Казаки, собираясь по несколько человек, обсуждали положение в стране и на фронте и как только появлялись подозрительные люди, все разговоры на политические темы прекращались. Говорили о доме, о семье и детях. Гадали – какой урожай будет на следующий год. Так прошло ещё три недели. Все уже устали от неопределённости. Но вот, наконец, пришёл приказ вновь грузиться в эшелон и отправляться на Южный фронт. На станцию подали такой же железнодорожный состав. Тимофей, с товарищами чертыхаясь в душе, опять стали грузиться в вагоны – теплушки, в которых стояли печки – «Буржуйки». Был уже конец ноября и ледяной ветер пронизывал шинели насквозь. Эшелон отправился на фронт, а где этот фронт толком никто не знал. Через две недели эшелон прибыл на станцию Воронеж. До Воронежа были сплошные мытарства. НЕ давали паровозы, не было дров и угля. В нескольких местах на маленьких станциях эшелон простаивал целые сутки. Несколько раз попадали под артиллерийский обстрел. На станции Воронеж – эшелон сразу подогнали к платформе и спешно начали разгрузку. Ещё не успев полностью выгрузиться – получили приказ занять оборону с северной стороны станции. Чуть позже конная разведка доложила о приближении к станции вооружённого отряда, который состоял из примкнувшим к большевикам – матросов и солдат. С красным флагом и красными ленточками на груди они двигались к станции, намереваясь с ходу овладеть вокзалом – где находился телеграф и водокачкой. Заняв оборону за водонапорной башней казаки, уведя в укрытие лошадей, выкатили на прямую наводку три из шести орудий и ждали команду открыть огонь. Как только первая цепь наступавших красноармейцев приблизилась на расстояние ружейного выстрела, была дана команда «открыть огонь». Но огонь никто не открывал, в рядах оборонявшихся произошло небольшое замешательство. Видя перед собой таких же русских солдат – а не немцев и австрийцев в остроконечных касках с винтовками и примкнутыми к ним длинными штык – ножами, казаки не торопились стрелять. Тимофей – заняв позицию за сложенными штабелями железнодорожных шпал – тоже не сразу стал стрелять по атакующим красноармейцам. Для него – да и для многих недавно призванных на службу казаков – это был то сути первый бой. Только когда пуля, выпущенная из «нагана» – бегущего на него одетого в чёрный бушлат и бескозырку матроса тюкнула рядом с его головой, и вонзилась в шпалу, отколов от неё кусок чёрной, пахнущей смолой щепы больно кольнувший Тимофея в подбородок он нажал на спусковой крючок. Поняв – что промахнулся, он дрожащими пальцами передёрнул затвор карабина, и вновь выстрелил. Бегущий на него матрос остановился – будто налетев на невидимую, преграду и стал медленно заваливаться на бок, успев выстрелить в Тимофея из нагана. Пуля попала ему в левое плечо, и Тимофей почувствовал такую боль! – словно тысяча иголок вонзилось в тело. Ещё не поняв, что его ранили, он смог выстрелил ещё раз, но онемевшая рука не могла удержать карабин и плетью повисла вдоль тела. Наступавшие красноармейцы были уже совсем рядом со штабелями шпал, – за которыми занимали оборону казаки. Залп из орудий стоящих на прямой наводке попал точно в цель. Взрывы снарядов разметали цепь наступавших, и они залегли. Артиллеристы открыли беглый огонь по наступавшим и решили исход боя. Оставшиеся в живых красноармейцы отошли – атака была отбита. В этом скоротечном бою казаки понесли первые потери – Несколько человек было убито – раненых больше десятка. Тимофей в первом своём бою получил не только ранение в плечо – его еще и придавило шпалой, когда один из снарядов разорвался, попав прямо в сложенные в штабеля железнодорожные шпалы, за которыми он занял свою позицию. От взрыва шпалы разбросало и одной из них ему придавило ногу. От острой боли – Тимофей на какое – то время потерял сознание и очнулся, когда его на носилках подоспевшие санитары несли к зданию вокзала, где расположился лазарет. Пока ему перевязывали раненное плечо – военный врач осмотрел его ногу и констатировал перелом голени. После перевязки ему наложили «шину» – прибинтовав к сломанной ноге две попавшиеся под руку дощечки от снарядного ящика. Те – же санитары понесли его на носилках через железнодорожные пути к стоявшему в тупике санитарному поезду. На следующий день подали паровоз, и санитарный поезд повез раненных, в сторону Ростова. В госпитале, в городе Новочеркасске Тимофей провалялся почти два месяц. Рана на плече затянулась, хотя и давала о себе знать по ночам тупой болью. С ногой же дела были гораздо хуже. Кости хотя и срослись – но срослись не правильно. Пытаясь начать ходить, он просто выл от боли и без костылей не мог сделать и двух шагов. Пройдя врачебную комиссию – Тимофей был признан временно негодным, к какой либо службе и его отправили домой на излечение до полного выздоровления.

10. – Только через неделю на попутных подводах он добрался до родного хутора. У околицы – встретившиеся ему хуторские мальцы, узнав Тимофея – побежали в хутор сообщить Агаше, и всем кто попадался им по пути что Тимофей «Коршун» вернулся раненый с войны. Услышав – что её Тимофей вернулся на хутор – Агафья, схватив в охапку ничего непонимающую дочурку, побежала в сторону околицы, и увидела двигающегося на костылях Тимофея. Оба на секунду остановились, он замешкался, передвигая костыли, и чуть не упал. Но Агаша добежав до него опустив Катюшу на землю, подхватила его под руки и, заливаясь слезами, причитала: Вернулся родной – вернулся мой хороший! Дочка – батька наш вернулся – живой вернулся! Катенька стояла и снизу смотрела на отца и тоже плакала – размазывая слезы по запачканным щекам. Потом подошла к отцу – уткнулась личиком в его шинель и снова заплакала. Тимофей гладил её по головке и у него тоже по щекам текли слёзы. Так обнявшись – они простояли несколько минут. Наконец придя в себя и немного успокоившись, они, не торопясь, потихоньку пошли по улице к своему двору. Из-за плетней и открытых ворот, на них смотрели соседи – хуторяне. Мужики снимали шапки и молча, кланялись и приветствовали Тимофея. Бабы – утирая кончиками платков слёзы, говорили – ну вот Агафья дождалась ты «свово» мужика. Хоть на костылях – да живой вернулся. А мы об своих, и не знаем толком ничего. – Тимошка! Ты об моём Митьке не слыхал чево? Може видал где? – спросила соседка Мария. – Вместях были до того боя – ответил Тимофей. А после не знаю, не встречал его больше. Меня в лазарет отправили, а потом в госпиталь. Нет, не встречал я из наших никого. Живы наверно – воевать «кончуть» так и по домам вернутся. Я вот видно отвоевал своё а «може» – ещё придется повоевать – время покажет. Так они дошли до двора, где их встретила заплаканная – сильно постаревшая мать. – Я уж думала, что не дождусь тебя сынок – запричитала она – осторожно обнимая и целуя Тимофея. Да – вот дал Бог свидеться на этом свете – а што на костылях – это не страшно. Главное – что живой, а раны залечим, дома и стены родные помогают. Вечером собрались соседи – отпраздновать возвращение. «Пришкандыбал» старый Никифор по такому случаю одетый в парадный мундир с «Георгиями». Сняв овчинный кожушок и папаху, перекрестился на иконы, и спросил – ну што казак отвоевался? – не горюй Тимоха! Войны ещё на всех хватит. Война, – то нынче какая? Брат на брата пошёл – сын на отца! Долгая будет война – и кровушки невинной прольётся много! Об этом и в Святом писании сказано, ты же грамотный – читал, поди? А ещё в «БИБЛИИ» написано – что по небу птицы железные будуть летать. И ведь летають! «ЕРОПЛАНЫ» называются. Ты Тимоха мабуть видал еропланы – али нет? Видел однажды – ответил Тимофей. Наш эшелон на станции стоял, а «стрекоза» над станцией пролетела. Потом говорили, разведку вёл. Похож дюже на стрекозу – стрекочет мотором и крылья двойные как у стрекозы. Вот и я говорю – что конец света скоро! Люди в Бога перестають верить – а без веры ни как нельзя – без веры всему конец придет. Никифор перекрестился и зашептал молитву «Отче наш иже еси на небеси! Да придет царствие твоё…» Мужики разлили по чаркам вино – не чокаясь, выпили за упокой душ убиенных. Потом за здоровье Тимофея – пострадавшего на войне, и за благополучие в их доме. Агаша уложив спать Катеньку, сидела в уголочке вместе со свекровью и обе ещё не верили, что муж и сын пришёл с войны живым – раненный, на костылях – но живой!