Владимир Пимонов - Что еще добавить? События. Люди. Книги

Нина Габриэлян родилась в Москве, окончила институт иностранных языков им. Мориса Тереза (отделение французского языка). Кстати, на вечере она читала также стихи на французском. Слышали бы вы, какая в зале стояла тишина! Это было завораживающе.

Но больше всего Нина Михайловна занималась переводами с армянского. При этом, призналась она, армянский язык знает не очень хорошо. По словам переводчицы, на это ее сподвигло знакомство с профессором Левоном Мкртчаном, который прислал ей сложнейшие подстрочники Ваана Терьяна. «Я тогда не совсем понимала, какие подарки мне буквально валятся с неба, – с улыбкой вспоминает Габриэлян. – Ожидала увидеть солнечные стихи, напоминающие полотна Сарьяна, а получилось наоборот. Предвкушала наслаждаться солнцем, а оказалось, что Терьян – ночной поэт, певец сумерек». Имитировать армянскую звукопись – это глупо, считает Нина Михайловна. Кроме того, добавляет хлопот ритм. К примеру, в родном языке ритмика звучит органично, а на русском получается частушка. Поэтому переводчику приходится, что называется, жертвовать ритмом, чтобы получилось крепкое стихотворение. Парочка цитат из Терьяна – «фонарей засыпающих очи», «боль моя, как от тебя излечиться, если ты неизлечима».

На вечере прозвучали переводы классика армянской поэзии Наапета Кучака, жившего в ХVI веке. Его айрены (древняя форма армянского стиха), посвященные любви, оставляют сильное впечатление.

Говорилось также еще об одном мастере любовной лирики – Арутюне Саядяне, который известен под псевдонимом Саят-Нова (1712—1795). В какой-то мере судьба поэта, его стихи вдохновили знаменитого режиссера Параджанова на создание фильма «Цвет граната». Кстати, своеобразным дополнением к поэзии Наапета Кучака стала народная армянская песня в исполнении Марьям Егиазарян.

Один из самых любимых армянских поэтов для Нины Михайловны – Егише Чаренц. Он родился в 1897 году, год смерти можно не комментировать – 1937 год.

Он настоящий мистик, считает Нина Габриэлян, он многое прозревал в своей судьбе. По легенде, большевики после расправы над всенародно любимым поэтом всерьез боялись бунта. Поэтому его тело вывозили тайком в хлебовозке.

Об уходящей школе русского перевода рассказала в своем выступлении Юлия Покровская. «Перевод – это высокое ремесло, – сказала она. – Это навык, это школа, которая передается из рук в руки. Мы с Ниной счастливы, что застали великих русских переводчиков – Мориса Ваксмахера, Гребнева, Ревича. К сожалению, сейчас эта школа умирает». Раньше государственная политика была нацелена на поддержку художественного перевода, сейчас и опубликоваться сложно, и той поддержки уже нет, при этом нет и ограничений, которые существовали в советское время.

Художественный перевод, подчеркнула Юлия Покровская, это на 40% – талант, и на 60% – труд (тут почему-то вспомнилось интервью одного из российских олигархов, который говорил, что 40% успеха – это труд, мозги, целеустремленность, а 60% – удача и умение ею воспользоваться. Причем один из самых выдающихся атрибутов удачи – родиться в правильной семье, с правильными родителями). Талант и трудолюбие даны и Нине Михайловне Габриэлян, к ним можно также добавить неуемное стремление к знаниям и любовь к тому поэту, которого переводишь.

Нина Габриэлян призналась, что всегда ощущала тягу к Востоку, с особым вдохновением, что ли, она прочла (причем наизусть, она вообще практически все читала наизусть!) отрывки из поэмы курдского поэта Ахмеда Хани (1650—1707). Это была настоящая эротическая поэзия, описание брачной ночи: «розу целовал нарцисс, и трепетали венчики цветов», «и набухли от любви гранаты», «поцелуй – глубокий, как смерть».

На вечере прозвучали переводы с малайского языка, а также стихи казахского поэта Иранбека Оразбаева.

Отмечалось, что в наше время за большой переводческий труд мало кто возьмется, не заручившись поддержкой спонсора. При этом вспоминали, как Ревич в советское время в течение 20 лет переводил бесплатно, что называется, в стол. Потом его переводы стали классикой.

«Цель перевода – сделать качественное стихотворение на русском языке», – утверждает Нина Габриэлян. И в какой манере он исполнен – рифмованным стихом верлибры или наоборот – это не так важно. «Победителя не судят, – с улыбкой говорит переводчица, – а с живым поэтом нужно договариваться».

Что-то под конец года литературная жизнь закрутилась. Лично для меня. Закрутила-замела… Недавно был на вечере «Трио из Бельв…», ой, не так – «Трио из Рио» – Михаила Гофайзена (Таллинн), Вадима Месяца (Москва и т. д.) и Алексея Остудина (Казань). В результате домой приехал в районе часа ночи, а вставать, как обычно, в четыре утра. «И зачем так мучить себя?» – спросите вы. И я гордо, заплетающимся от усталости языком отвечу: «Надо потому что…»

Если честно, основной целью вчерашнего посещения Булгаковского дома для меня была встреча с Лешей Остудиным, который не частый гость в Москве. И мне нужно было проставиться.

Дело в том, что этот замечательный поэт и человечище написал мне рекомендацию в русский ПЕН-центр. Ну, и надо же мне хоть когда-то быть благодарным. В общем, приперся я на мероприятие с магарычом. А в Булгаковском – народу… ну не то чтобы тьма, но где-то около. И «все подходють и походють», причем все места уже заняты.

И те, кому не хватило места, спрашивают у Коровина:

– Стулья есть?

Андрей с улыбкой им отвечает: «Нет конечно. Все пропили». И дальше добавляет: «Если есть места – радуйтесь, нет места – подвиньте соседа».

Такая вот обстакановочка.

Но что, собственно, рассказать за это мероприятие? Ну, во-первых, я возмущен. Да-да, заявленных в программе песен и танцев народов мира так и не дождался. Не считать же танцами ритуальные хождения Леши Остудина – туда-сюда возле пианино. А во-вторых, я восхищен.

«Три старых друга из разных городов, – так представил выступавших организатор вечера Андрей Коровин. – При этом они совершенно разные – по менталитету, по стихам, по отношению к женщинам и алкоголю. Лауреаты различных премий, члены редколлегий и так далее…»