Любовь Щербина - Прикоснувшись к войне. Работа поискового отряда «Рифей» г. Магнитогорск

Именно с этой Вахты 1998 г., возле деревни Мясной Бор мы привезли первый медальон магнитогорца, переданный нам новгородскими поисковиками поискового объединения «Долина». Я передала медальон Валентине Алексеевне Погодиной, с которым она пошла в местный архив.

Что значит медальон? Во время войны это был основной документ солдата после красноармейской книжки. Медальон состоял из бумажного вкладыша в двух экземплярах, который выпускался типографским способом. Эту бумагу солдат должен был заполнить самостоятельно, указать свое имя, отчество, фамилию, год рождения, адрес, звание и имя и адрес ближайших родственников, кому можно сообщить в случае гибели на фронте. Потом вкладыш сворачивался в трубочку и хранился в черном пластмассовом футляре, который нужно было плотно завинтить и хранить в нагрудном кармане гимнастерки. Размер футляра был 5 см. и напоминал игольницу.

В случае гибели бойца, медальон раскручивался, один вкладыш забирался, второй оставался с убитым, чтобы позже можно было его идентифицировать. Бумага сохранялась лишь в том случае, когда медальон был плотно закручен, и вода и воздух не испортили бумагу за 50 лет. Это был единственный шанс установить имя бойца, так как красноармейская книжка уже истлела за 50 лет, либо ее могли забрать после боя, а в штаб не доставить. Медальоны были отменены зимой 1942 г., после этого число пропавших без вести многократно возросло. Зачем это было сделано? Вопрос так и остается открытым.

Возвращаясь к медальону магнитогорца, оказалось, что фамилия прочитана неверно, а остальные данные полностью совпали. Адрес указан левобережный, бараки там давно снесли, а жители переехали. Оставался один выход – дать объявление в газету, которую читают большинство жителей Магнитогорска – это «Магнитогорский металл». Вероятность того, что родственники живы и вообще не уехали из города за 50 лет, очень мала. Объявление вышло в конце мая 1998 г.

Мы заканчивали тогда учебный год. Дети уже не приходили в клуб. Мы писали отчеты за год и планы на лето. И вот, однажды июньским утром, подходя к клубу, мы с Валентиной Алексеевной Погодиной увидели двух пожилых женщин, ожидающих нас. Когда их спросили, чем мы можем помочь, то они сказали, что пришли по объявлению. Я даже переспросила: по какому объявлению? Мне даже в голову не могло прийти, что на публикацию в «Магнитогорском металле» откликнутся родственники солдата. Таких вестей мы привыкли ждать месяцами, а иногда и годами.

Я помню свои ощущения тогда, даже сейчас их сложно передать. Радость, жалость и сопереживание плачущим женщинам, которые оказались двумя дочками Шамарина Михаила Алексеевича. Бабушки уже открыли летний сезон на даче и дома почти не появлялись. Статью об их отце в газете «Магнитогорский металл» принесла им соседка по подъезду. Она знала их девичью фамилию и сразу поняла, что это про их семью. Такая цепочка случайностей, которая привела людей к нам. Просто не верилось.

Их отец пропал без вести, да еще во 2-й Ударной армии, солдат которой объявили предателями Родины. Но этот солдат в плен не попал. Он погиб с оружием в руках, в окружении, из которого не было выхода. Его семья не получала никаких средств, пенсий по потере кормильца от государства, его жена поднимала 4 дочерей одна. Так и не вышла больше замуж. Младший сын, которому было 2 года, умер от болезни в 1943 году, но Шамарин об этом уже не узнал. Его дочки работали на заводе с 13 лет. Средняя дочь потеряла левую руку и стала инвалидом. Все на том же военном производстве, ей было 16 лет.

Было много слез, много рассказов. Сейчас у каждой дочери уже у самих есть внуки и правнуки. Дочери на могилу отца не поехали, здоровье ненадежное. В 1999 г. в послекризисный год поехали внуки, установили на воинском мемориале в д. Мясной Бор отдельную небольшую мраморную плиту с фотографией деда. Наш отряд был на этом мемориале несколько раз, мы всегда приносим цветы нашему земляку-магнитогорцу.

Для меня это было впервые – найти родственников бойца. Заполненные медальоны – очень редкая вещь, к сожалению. Солдаты не всегда могли заполнить медальон – не было карандаша под рукой, не было времени, сразу в бой. Были суеверия, что если заполнишь медальон, то точно убьют. А когда хочется жить, то поверишь любому негласному правилу. Делали из медальонов мундштуки и игольницы. Были медальоны с очень хорошо сохранившейся бумагой, но незаполненные. Помню тогда это чувство бесконечного сожаления, что не стал солдат писать свои данные на бумаге, не стал или не успел.

После знакомства с семьей Шамариных поисковая работа приобрела для меня более глубокий смысл. Как будто победила я очень сильного противника, ведь поиск ведется вопреки многим вещам – времени, равнодушию, отсутствию финансирования, физической и моральной усталости. Появилось огромное желание копать бесконечно, пока есть силы. Раз есть шанс найти и прочитать медальон, увидеть счастливые, заплаканные глаза детей павшего солдата. И лишь тогда, совсем ненадолго, приходит чувство полного удовлетворения и завершенности твоей работы.

Вахта 1999 г. оказалась не из легких для меня как командира. Если в 1998 г. большую часть подготовки к поездке взяла на себя Валентина Алексеевна Погодина, то этот состав отряда набирала я уже сама. Впервые в составе отряда были студенты Магнитогорского строительного колледжа, благодаря поддержке директора Шнейдера Виктора Андреевича. Наше сотрудничество продлится больше 10 лет. Получилось, что в составе отряда больше половины были новички, которых предстояло обучить всем поисковым премудростям: как звучит кость, когда в нее ударяет наконечник щупа, как выглядят немецкие и советские патроны, как аккуратно снимать дерн, чтобы не повредить останки, как ориентироваться в лесу и не отстать от отряда, как разводить костер в непогоду и как приготовить ужин на 10 человек. Как научиться слушаться командира и соблюдать технику безопасности.

Но как оказалось, самым трудным испытанием стала не работа, а погода, которая решила в мае показать свой капризный характер. Палатки ставили под проливным дождем. Через день пошел снег, началась метель, и снег лег на два дня. На работу мы все равно пошли, но по неопытности в резиновых сапогах. Через два часа ноги замерзли настолько, что пришлось возвращаться в лагерь и делать выходной. Спальников тогда теплых у нас не было, а были ватные одеяла со сломанными замками. Ночью спать в такой холод было очень сложно, почти невозможно.