Игорь Карпусь - Времена. От Цезаря до Путина

Возможно, толчком послужил последний хулиганский случай, который подпадает под статьи Уголовного кодекса. Во всяком случае, передо мной предстал не известный актёр, а неизвестный человек, каким бывает каждый из нас в трудные моменты жизни: слабым, растерянным, надломленным свалившимся несчастьем. Не баловень судьбы с ослепительной улыбкой и магнетическим взглядом, а раздавленный, одинокий мужчина. Впервые у него появилась потребность к раскаянию, осознанию своей неправоты. И он каялся искренне, порывисто, жадно перед миллионами зрителей. Мелькали годы, имена, ошибки, увлечения, вырывались глубоко личные признания. К себе и к нам был обращён настойчивый вопрос: что со мной? Как я дошёл до этой черты?

Сам певец склонен признать, что болен. Вряд ли, скорей всего – страшная усталость, опустошённость и потеря самоконтроля. Медики говорят про нервный срыв. К таким катастрофическим срывам идут годами, и постепенно дух изнемогает, а душа растрачивает резервы. Киркоров выглядел именно таким, растерянным и обессиленным. Он потерял привычную внутреннюю опору и новой пока не приобрёл. В своих взволнованных признаниях он постоянно возвращался к образу роковой женщины, с которой связал жизнь и которая его бросила ради юного любовника.

И всем стало ясно, что Филипп по-прежнему любит её. Она-то и разбила его жизнь, нанесла незаживающую рану. Он не позволил себе ни одного слова осуждения, ни одного двусмысленного выражения – только благодарность и признательность (я вспоминаю, как окрестил свою бывшую в подобной ситуации Кобзон). И когда звучал этот сбивчивый страстный монолог, можно сказать, что певец исполнял лучшую в своей биографии песню – песню всепобеждающей и немеркнущей любви.

Тут не было никакой игры, Киркоров был абсолютно откровенен и доверчив. Он вызывал огромное уважение страдальческим обликом. Верность, постоянство такие редкие качества в наш век, что воспринимаются как чудо. И чудо исходило от всей фигуры знаменитого певца, от каждого жеста его нервных рук, интонаций срывающегося голоса и взывающих к пониманию глаз. Мы понимаем тебя, Филипп. Мы с тобою. Оставайся таким всегда!

Пронеслись злые ветры, отступили дожди и холода, открылось чистое небо – и я отправился в большой городской парк. Природа давно ждала такого светлого горячего дня. Одни яблони поникли под тяжестью розовых бутонов, другие уже покрылись гирляндами белоснежных венчиков. Сквозные кремовые кисти черёмухи испускали медвяный аромат.

Принарядилась скромная ирга, унизанная бледными звёздочками. Разметала белые дурманные щитки бузина. На концах сосновых лап вскинулись упругие зеленовато-бурые стрелки. И даже карликовая вишня зашевелилась, раскрыла мелкие цветочки. А под ногами золотистый ковёр одуванчиков и чистотела, фиолетовой будры, пастушьей сумки и костра.

Вернулось давно утерянное блаженство, растворение в душистом эфире. Останавливался и зарывался лицом в цветочную пену, гладил шершавые стволы, подставлял ладони божьим коровкам. Снова земля воскресла к жизни, дарила тепло, красоту, умиротворение.

Вот лопух широким зонтом раскинулся над тропой. Вот густой стеной поднялась крапива. Вот отсвечивают лаком мягкие нежные листочки берёзы и тополя. Дрозды копошатся в старой листве, хрипло закричала кукушка. Столб насекомых звенит и колышется в тающем воздухе. И тишина, та тишина, в которой зарождается и зреет новая жизнь, новые поколения трав, дерев, зверей. Короткая благостная пора. Через несколько дней начнётся осыпание, и белый праздничный наряд исчезнет.

Вдруг донеслось фырчание моторов, громкие голоса, хлопанье дверец. Спустя некоторое время потянуло дымом костра, тупые оглушительные волны рока обрушились на парк. Вереница иномарок втягивалась в зелёную чащу. Я вспомнил: сегодня «День российского предпринимателя». А у них вместо ног – колёса.

Прощается весна и северными ветрами, и разметавшейся сиренью. Рядом с моим домом лежит бульвар Победы – между проспектом Маркса и Набережной. Любимое место старушек, выпивох и моих недальних прогулок. С одного конца бульвар начинается танком Т-34 и памятным знаком «Звезда». С другого – бетонным монументом в виде штыка с фигурами защитников Родины.

Мемориальные сооружения давно мне известны и не привлекают. Меня притягивает обширная зелёная зона, обрамляющая бульвар: цветущие клумбы, газоны с деревьями и кустами. Первой распустилась черёмуха, потом боярышник и рябина, а сейчас бушует сирень. Ради сирени, её нежного цвета и аромата я ковыляю каждый день на бульвар. За минувшие годы сиреневые кусты разрослись, загустели и плотными купами разбежались по зелёным коврам.

Ещё на подходе я улавливаю их ласковое дыхание. Подхожу к одному кусту, другому и зарываюсь лицом в белых, голубых, лиловых кистях. Сколько переливов, сколько едва заметных оттенков – от светло-дымчатых до тёмно-насыщенных. Если дует ветерок, встаю с подветренной стороны, и на лицо наплывает волна тонкого аромата. У ландыша – посильней, выраженнее. А сирень пленяет застенчивостью и робким прикосновением.

Стою и млею, охваченный лирическим настроением. Сирень навевает мне образы далёкой прекрасной жизни – без боли, без печали, без слякоти. Мало кто решится заламывать сиреневые кисти. Даже бесцеремонная молодёжь сидит под кустами смирно и не трогает пахучие ветви. Зачем? Сирень всегда рядом, всегда щедра и приветлива, одним словом – своя, родная. Настолько привычная и любимая, что рука не поднимается обидеть кудрявое чудо. Сиреневый цвет успокаивает и примиряет.

«Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?» Бессмертные строки Фёдора Тютчева. Положим, высказать себя искренне и правдиво ещё как-то можно, если постараться. А вот с пониманием – полный облом. Не понимают люди друг друга и даже не стремятся. «Ты что, глухой? Я же тебе сказала!! – Ты хоть соображаешь, что несёшь? Это же чушь собачья!» Примерно на таком уровне идёт обмен мыслями близких и не очень людей. Более воспитанные выражаются деликатнее, грубияны – откровенно, но общее одно и то же: глухота, стена непонимания, и это характерно в разной степени для всех, всего человечества.

Непонимание фатально иссушает планету, сближение и понимание – редкий и драгоценный праздник. Бердяев обречённо заметил: «Горький опыт убедил меня, что люди вообще не понимают друг друга и плохо вслушиваются в то, что говорят друг другу. Личность другого всегда остаётся для нас почти непроницаемой тайной… Проблема общения есть проблема преодоления одиночества».