Юрий Слобода - Советский бог Сталин

И они побежали к турку Али, который держал ручную обезьянку. Особенно в ярмарочные дни макака была неизменным спутником шарманщика. Она, то веселила публику своими шалостями, то раздавала «судьбу» и «счастье», доставая двумя тонкими пальчиками из замусоленного кармана Али конвертик со «счастьем» или с «судьбой», открыв которые можно было узнать всё за несколько копеек…

Турок-шарманщик со своей маленькой обезьянкой, был сегодня на месте. Детвора была очарована тем, как он, вращая ручку, извлекал мелодию из своей шарманки, в то время как его обезьянка, одетая, словно барышня в крошечный наряд, дополненный шляпкой и разными безделушками, давала представление перед собравшейся публикой. Обезьянка свободно исполняла свои трюки, завершив показ подходила к ближнему малышу и протягивала свою маленькую лапку для рукопожатия. Малыш Васо всё ждал, когда же она превратится в человечка, в эдакую кукольную барыню. Йосиф, как заворожённый тоже смотрел на обезьянку, потом повернувшись к приятелю, Глурджидзе Григорию сказал:

– Мысли наши бесконечно крутятся в уме, подобно этой обезьянке. Они кажутся реальными и имеющими силу, но всё же, они на самом деле только мысли, еще не обладающие никаким физическим проявлением, и к тому же они очень легко могут быть ошибочными.

– Это известно одному богу. – ответил Григорий.

На какое-то время Сосо задумался, затем, так же задумчиво произнёс:

– Есть бог или нет – это нельзя доказать и нельзя опровергнуть. Но если бы бог действительно был, он сделал бы мир более справедливым…

В июне 1894 года Сосо Джугашвили уехал в Тифлис поступать в духовную семинарию, с отличием закончив Горийское училище и получив ценный подарок, книгу псалмов Давидовых с дарственной надписью: «Йосифу Джугашвили за отличные успехи в учёбе, примерное поведение и превосходное чтение Псалтири».

Тифлис поразил юного Йосифа своим необычным многообразием. Центральная часть Тифлиса – совершенно губернский город: каменные дома с вычурно украшенными фасадами, по большей части двухэтажные, мощёные мостовые, по которым можно увидеть в модных костюмах степенно гуляющих чиновников, навстречу несутся стремительные экипажи, цоканье копыт слышится ещё издалека. Важные дамы прогуливаются со своими кавалерами и развеваются ажурные перья на их модных заграничных шляпках.

Совсем иное дело окраины: терема точно клети выглядывают со всех сторон из-за нижних сплошных безоконных этажей, занятых армянскими лавками, духанами, татарскими кофейнями. Пробираясь по узким улочкам старого города, похожего на базар, можно с удивлением рассматривать диковинки этого города. Усыпанные в некоторых местах известняком пыльные дорожки петляют согласно горного рельефа, как и в местечке Гори. По сторонам на каменных помостах небрежно разложена всякая всячина. Пыльная улица переходит в каменную дорожку, по ней стучат копытами вереницы ослов, навьюченных корзинами с овощами, фруктами, зеленью. Появляются женщины, закутанные в белые чадры или лечаки. Дальше слышится стук колеса арбы с крупой, мукой, бобами. Слышны призывы бойких торговцев, нахваливающий свой товар. Издалека нараспев доносится голос мацонщика, подошёл к нему… Вдалеке неожиданный свисток городового… Следуя дальше, он протиснулся сквозь целую толпу грузин в синих чохах с откидными длинными рукавами. Всматриваясь в незнакомые лица, надеясь встретить случайного земляка, не заметил, как вышел на окраину. Обошёл шумных татар с бритыми затылками. Пропустил угрюмую толпу сезонных рабочих с лопатами, проходившую мимо куда-то на строительство рядом. Встретился старик осетин с кинжалами за поясом и в лохматой шапке. Йосиф заговорил с ним, но тот не ответил. Чужой город, всюду суетно и шумно. Уши не успевают всё услышать, а глаза запомнить. Вдалеке заприметил собачонку и позвал её. Бездомная животина подбежала, виляя хвостом. Йосиф поискал в кармане кусок сахара, поделился с ней.

В большом городе Йосиф очутился по воле матери. Кеке очень хотела, чтобы сын стал священником. К тому же, учитель пения Семен Гогличидзе, из Горийского духовного училища, обещал посодействовать. Как раз в тот год он перешел работать в Тифлисскую учительскую семинарию и предлагал помочь пристроить Сосо, уверяя что тот, несомненно, обладал большим талантом и баритоном Ивана Евстратьевича Молчанова, хорового дирижёра и музыкального педагога. Хотя певчим говорили, что церковное пение должно настраивать душу на молитвенный лад, чувственность уводит от молитвы. Цель церковного пения – не услаждение слуха, а голосистое слово молитвы. Согласно православному учению, церковные песнопения являются отзвуками небес, где нужно думать о боге.

Но у Сосо было своё представление о небесах, наполненных птичьим трепетным многоголосьем в нежных лучах солнечного утреннего рассвета, когда просыпается душа. Примерно так, позже напишет об этом поэт Блок.

Разве не прекрасно? Всё, что ты смог создать, хотя бы за один день или даже за один час, полезным и нужным делом или вещим словом – ты должен в полной мере насладиться этим сам и отдать людям. Так же, как солнце отдаёт своё живительное тепло, а птица песню. В этом миссия верующего человека. Так думал и делал Йосиф.

Спустя годы, шутя он вспоминал: «Если бы не Ленин, то я пел бы сейчас в церкви, и довольно неплохо». Семинарии представляли собою учебно-воспитательные заведения для приготовления юношества к служению православной церкви. Ректором Тифлисской духовной семинарии был митрополи́т Серафим, в миру Яков Михайлович Мещеряков. От товарища своего, Петы Капанадзе, с которым вместе учились в Горийском духовном училище, а затем встретились в семинарии, Йосиф слышал забавную историю о митрополите.

Был тот выходцем из крестьян. И, как сыну бедняцкому, мальчугану приходилось пасти коров, а в душе росла мечта о богатстве и славе. А через деревню проживал архиерей, что частенько проносился в карете, запряженной четверкой жеребцов. В мечтах своих мальчик видел себя тоже архиереем. Чтоб быть ближе к богу и людей на путь праведный направлять.

– Но, самое, интересное не в этом.

– И в чём соль, Пета?

Йосиф, глядя на его весёлое лицо, тоже стал улыбаться.

– Впоследствии он сделался архиереем и ездил в карете, запряженной «четвёркой коней»!

Пета поднял палец вверх.