Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– Вам ближе западники или почвенники?

– Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Я слишком хорошо знаю Запад, чтобы его идеализировать. Достаточно открыть и прочитать мою последнюю книгу «Свет дьявола», главу «Европейский смысл жизни», чтобы увидеть, что к Западу у меня гораздо больше вопросов, чем у тех же почвенников, которые, конечно, меньше его знают. Кстати, когда Василий Аксёнов выехал на Запад, то испытал серьёзное разочарование. По крайней мере в Америке он разочаровался…

– Но ведь так и не вернулся.

– А Лимонов, разочаровавшись, вернулся, ну и что? Может быть, Лимонов хотел заниматься политикой, что мы сейчас и наблюдаем. А Аксёнову это было не нужно. Место проживания тут особой роли не играет, мне кажется. Западник – это обычно наивная такая фигура, которая полагает, что если Россия примет западный путь развития, то всё у нас в одночасье станет хорошо. А на самом деле мы не можем этого сделать – у нас другая культура, другая цивилизация. Нас ошибочно считают европейской страной, это всё равно, что Китай назвать Европой, или Америку. Мы, конечно, не Европа.

– Но и не Азия.

– И не Азия, разумеется, –  не Индия, не Япония. Мы – самостоятельная культурная единица. Причём большая, значимая и очень сложная. Потому что смешение восточной и западной культур, произошедшее здесь, даёт нам своеобразные ощущения бытия. Это как два стула – если поставить их рядом, то получается небольшой диванчик. Но если стулья растащить в разные стороны (а ты привык уже к этому импровизированному диванчику), то можно оказаться между ними.

– Вы рассуждаете сейчас как славянофил.

– Мне нравятся и Достоевский, и Данилевский, и многое в Константине Леонтьеве. Так что какое уж тут западничество! Но с другой стороны, массу проблем я вижу и в так называемом славянофильском, почвенническом мировоззрении. Особый путь России подразумевает очень большую работу мысли по развитию и модернизации страны. Всем очевидно, что Россия должна развиваться. И каким образом она должна это делать – на этот вопрос я не вижу ответа в современном почвенническом лагере. Там всё только в общих словах, обтекаемо, без конкретики. Требуется огромная интеллектуальная и духовная жизнь, чтобы выработать те принципы, идеи, которые позволят изменить страну. А этого-то как раз и нет. Страна находится в удручающем состоянии. Равнодушие, апатия, моральный распад… Большое количество фактов свидетельствует о том, что она неблагополучна.

– Не в том ли ещё проблема, что власть не может опереться ни на западников, которые традиционно выступают против неё, ни на славянофилов, которые исповедуют державную идею, но по-своему?

– Это вполне объяснимо. Это тоже традиция. Русские славянофилы XIX века не являлись проправительственной партией. Их не любили, побаивались. Они никогда не были в фаворе у правительства, потому что требовали определить самобытность и отчётливость культурной позиции России. Странный правительственный конгломерат, полуевропейский-полуазиатский, не понимал славянофилов, существовал по своим каким-то правилам, что в итоге и привело к революции. И вот здесь я, конечно, ошибочная мишень для националистов. Я как раз выступаю за то, чтобы Россия нашла свой путь как культурная и современно развитая страна. Просто, когда стоишь на собственных позициях, не фундаменталистских, не конкретно западнических или почвеннических, а на своих, то оказываешься мишенью для многих. Западники ведь тоже не большие поклонники моей личности.

– Но так уж сложилось в России, что писателю нередко приходится позиционировать себя сторонником тех или иных идей, идеологических течений…

– Не скажу за всех, скажу за себя. Когда садишься писать – совершенно не думаешь о читателях, критиках или политических партиях. Если ты действительно писатель, а не просто прикидываешься, то становишься фактически рабом слова, которое тащит тебя дальше и дальше, вперёд. Начиная с «Русской красавицы» у меня так получалось. Мыслишь о чём-то одном, а выходит совершенно другое. Мне пришлось половину текста «Русской красавицы» выкинуть, потому что в середине книги зазвучал какой-то голос, и я понял, что всё, что написано до этого момента, не имеет никакого смысла. Настоящий писатель, если он действительно верен слову, обязан выразить то, что ему надиктовывается. Мне в этом вопросе близка позиция Гоголя, который утверждал в письме Жуковскому, что ненаписанные произведения – это небесные гости, которые должны слететь к писателю, посетить его. И это никакая не метафизика, а реальная писательская практика. Поэтому мне трудно говорить о каких-то идеологических факторах – они появляются только тогда, когда книга написана, издана и превращается в продукт, в товар, который представлен на книжном рынке. Но когда ты пишешь, ты ни о чём не думаешь. Во всяком случае, у меня всё именно так.

– Но восприятие читателем книги во многом зависит ведь и от её содержания.

– Тут довольно интересный момент. Книги мои читают в самых разных странах. Вот та же самая «Русская красавица» на 36 языков переведена, «Хороший Сталин» на 20 с чем-то. Однако я понял, что на мирового читателя не угодишь. У каждого книголюба своя культура, у каждого критика своё представление о том, что такое качественная литература. Так случается, что произведение, воспринимающееся у нас как боль и крик, где-нибудь в Финляндии встречается читающей публикой крайне прохладно, в Голландии – так, а в Америке – этак. Вот проживающий в Германии украинец Андрей Жолдак, которого принято считать «гражданином мира», только что привёз в Санкт-Петербург спектакль по моему рассказу «Жизнь с идиотом». Находясь под впечатлением от конфликта вокруг «Энциклопедии русской души», он прочёл эту книгу и, позвонив мне, сообщил: «После этой книги я ещё больше стал любить русских». Польстить он мне хотел или поддержать? Не думаю, с чего бы это?! Просто у него вот такое личное восприятие. У меня 17 книг, как 17 детей, –  разного возраста, написанные в разных стилях. Я внутренне успокоился уже давно – с того момента, как отечественная критика приговорила меня к «мертворождённости» за «Русскую красавицу», а весь мир эту книгу с большим интересом прочитал. Мы в России привыкли слишком оглядываться на критические отзывы, на партийную принадлежность оппонентов, на настроение властей. Сейчас появилась книга Владислава Суркова «Околоноля». Я её прочитал – замечательный роман. А у нас от власти принято ждать только плохого…

– Точно ли автор Сурков? Об этой книге разное говорили и писали. Тем более что роман вышел под именем Натана Дубовицкого…