Жорж Сименон - Новые парижские тайны

Вчера вечером один знаток живописи заявил по телевизору, что именно такое происходит с ним, когда по утрам он созерцает свою любимую абстрактную картину, висящую над кроватью.

В таком случае…

Но в чем же тогда творчество, если речь идет лишь о том, чтобы дать зрителю — или читателю — повод погрезить?

С прошлой пятницы опять «исторические» дни и ночи не только на Кубе, в Лаосе, в Конго, в Анголе, но и во Франции и Алжире. Мятеж. Прошлой ночью танки патрулировали Париж, а населению раздавали оружие.

Как все, я каждый час слушаю последние известия. Моя реакция? Признаюсь, некое удовлетворение, поскольку я не ошибся в своем предвидении и мои оценки оказались верны.

Мы собирались, как только я покончу с редактурой своего последнего романа, провести дней десять в Париже. Заказали номер в «Георге V», договорились с друзьями о встречах. Но заколебались, в последнюю минуту отказались от поездки и правильно сделали. Нет, вовсе не из-за возможной опасности для себя, а из боязни оказаться отрезанными от детей, думать, как они тут сидят и беспокоятся, что там с нами.

Нередко задают вопрос: а что делал такой-то во время Трех славных дней [182] Три славных дня — имеются в виду дни Июльской революции 1830 г., приведшей к низложению монархии Бурбонов и установлению власти крупной, преимущественно финансовой, буржуазии во главе с королем Луи-Филиппом. или во время Коммуны?..

Что касается нас, то в пятницу вечером мы принимали друзей, людей, которые, если судить по их профессии, вроде не должны быть весельчаками, — двух профессоров медицинского факультета и двух психиатров. Так вот, мы провели один из самых приятных вечеров, с тех пор как живем в Эшандене.

Нам частенько доводилось скучать в обществе людей, слывущих остроумными или непринужденными. У нас же они оказывались каким-то балластом, и каждый час, проведенный с ними, тянулся мучительно долго.

А в пятницу с половины восьмого вечера до четырех ночи чего только у нас не было. И серьезные беседы из тех, какие не забываются. И прямо-таки ребяческое веселье: один из психиатров (которого жизнь отнюдь не баловала) сел за пианино, один профессор за ударные, причем он явно обрадовался возможности оттеснить от них нашего Джонни, другой в рубашке навыпуск плясал со мной русские пляски, а директор психиатрической лечебницы играл на треугольнике. Давненько я так не веселился. Я так разошелся, что принялся изображать стриптиз…

Потом мы рассказывали анекдоты, не только забавные, но и весьма жизненные, освещающие человеческую натуру с совершенно неожиданной стороны.

Загляни к нам в эту ночь студенты, они явно были бы потрясены, потому что самому молодому из мужчин было пятьдесят. А женщины как на подбор, красивые, интересные — настоящие женщины и к тому же любящие, любящие своих мужей.

Генералы захватили Алжир. А другой генерал [183] Генералы захватили Алжир. А другой генерал… — в мае 1958 г. колониальная буржуазия, генералы и офицеры находившейся в Алжире армии подняли реакционный мятеж и создали «Алжирский комитет национального спасения», однако мятежникам не удалось осуществить свои планы. Под «другим генералом» Сименон подразумевает генерала де Голля, которого в начале июня того же года Национальное собрание утвердило главой правительства, предоставив ему затем чрезвычайные полномочия. В 1960 и 1961 гг. алжирскими ультраколониалистами были снова предприняты попытки мятежа, закончившиеся провалом. , которого они протолкнули к власти, обвинил их в измене…

Мы славно веселились, ибо всему свое время и место, которое вовсе не обязательно окажется историческим.

А утром узнали, что вчера впервые во Франции телевидение работало всю ночь, передавая воззвания де Голля, Дебре [184] Дебре Мишель (р. 1912) — французский политический и государственный деятель, сторонник голлистского движения. В 1959–1962 гг. был премьер-министром Франции, позже занимал разные министерские посты. , Мальро [185] Мальро Андре (1901–1976) — французский писатель, теоретик искусства, государственный деятель. Министр информации (1945), министр культуры (1959–1969) в правительстве де Голля. и др., которые мне всегда казались обычными и незначительными людьми.

Может быть, у истории будет другое мнение? Не сделает ли она из них героев? Вполне возможно. В таком случае следовало бы пересмотреть всю историю.

Ну, а мы с Д., усталые, разбитые весельем, от какого давно отвыкли, пошли спать.

Сегодня же вечером мы будем играть в бридж с одним врачом.

Непонимание? Отсутствие чувства масштаба событий? На мой взгляд, совсем наоборот.

Генералы произносят речи, пыжатся, изображая великих деятелей. Обе стороны пытаются настроить толпу против соперников. Вдруг они стали взывать к народу, который прежде презирали и ни во что не ставили.

Мое впечатление, как стороннего зрителя, но современника? Как будто я смотрю — нет, не трагедию и даже не комедию характеров, а водевиль.

Очень жаль, что погибнут люди, на которых этим господам нас… с высокого дерева.

Попробую дозвониться до Марка [186] Марк — старший сын Сименона. , который сейчас там. Вот о нем я беспокоюсь. Только бы он оказался достаточной «размазней», как говорит Д., и не полез бы в эту историю.

Я предпочел бы, чтобы он, подобно нам, в перерыве между спорами о биологии изображал стриптиз и плясал казачок.

Ладно! Попробуем все-таки поговорить об этой проклятой проблеме денег. Всякий раз, открывая эту тетрадь, я мечтал, что буду писать, не подгоняя себя, иногда подробно останавливаться на деталях и вообще неспешно следовать течению мысли. Но у меня никогда это не получалось. Я вечно комкал и торопился.

Не думаю, что причиной тому лень, хотя мне трудно долго высидеть за письменным столом. Вероятней всего, виновата тут своеобразная стыдливость, не позволяющая мне придавать слишком большое значение рефлексии, детали. То же самое происходит и с моими книгами, что приводит в отчаяние английских и американских издателей (им иногда приходится помещать под одну обложку два романа). Независимо от себя я все ужимаю, и тут мне помогает опыт сочинения «народных романов», где требовалось постоянно держать читателя в напряжении и нельзя было давать ни малейшей лазейки скуке.

Проблема денег занимала и до сих пор занимает в моей жизни очень мало места, хотя она вечно стояла перед Бальзаком, перед Достоевским, сравнивать себя с которыми мне даже не приходит в голову.

В самом начале я хотел иметь много денег, чтобы избавиться от постоянных забот и, главное, не считать каждый франк. Покупать, не спрашивая про цену. Жить, не думая, как дорога жизнь. В нашем доме, где с утра до вечера считали, я с раннего детства мечтал об этом.