Панфилов Валентинович - История Андрея Бабицкого

Освежим в памяти события. 16 января 2000 года Бабицкий был задержан в Грозном неизвестными сотрудниками неизвестных силовых ведомств. Четыре дня спецслужбы без санкции прокуратуры «устанавливали его личность», которая им была, без сомнения, хорошо известна. В это время гражданин России Бабицкий был полностью выведен за рамки правового режима, всякого легального и тем более гражданского контроля. В правовом смысле это почти тьма, но все же не абсолютная. Физическая ликвидация Бабицкого была на этом этапе вполне вероятным исходом дела: война есть война. Но во тьме, царившей в первую очередь в головах исполнителей, забрезжила какая-то перевернутая правовая идея: а вдруг отвечать придется? И уже одно это принципиально отличает нынешний режим от большевистского: у спецслужб нет уверенности в безнаказанности перед обществом, а значит, и на них лежит отблеск права.

На втором этапе на авансцену выступила прокуратура. К концу января «Интерфакс» сообщил со ссылкой на заместителя Генерального прокурора по Северному Кавказу, что Бабицкий задержан по подозрению в «организации вооруженных формирований или участии в них». Для него самого правовой режим изменился от абсолютного произвола к произволу по содержанию, но не по форме: санкция прокуратуры была получена, и, хотя защитников к делу так и не подпустили, появился фактор прокурорского надзора. Пусть прокуратура действовала весьма неблагожелательно, была готова закрыть глаза на многие нарушения прав Бабицкого и вторила спецслужбам в смысле выдвигаемых ими бредовых обвинений, но все же за жизнь журналиста на этом этапе можно было уже не опасаться: он вернулся в искривленное, но правовое пространство.

Однако Генпрокуратура (и «режим» в более широком смысле, так как там, несомненно, консультировались с Кремлем) не могла сообразить, что делать с Бабицким дальше: освободить его казалось политически невозможно, а подтвердить обвинения в пособничестве боевикам юридически проблематично. 3 февраля Бабицкого «обменяли». Это политическое решение, даже если обмен не был инсценировкой, лежало за пределами всяких правовых оценок и было продиктовано, скорее всего, лишь желанием как-нибудь протянуть время.

На следующем этапе, продолжавшемся более двадцати дней, Бабицкий был лицом без правового статуса: Российское государство от него отказалось, чеченские власти не подтверждали факта передачи. Для тех, кто держал его в плену в это время, соблазн поступить по известной максиме: «Нет человека — нет проблемы» — был, видимо, велик. Но идея ответственности давила теперь уже не на безвестных сотрудников спецслужб, а на известных или легко вычисляемых политиков, принявших не самое удачное решение об «обмене».

25 февраля Бабицкий появился в Махачкале, где был задержан теперь уже за пользование подложным паспортом, врученным неизвестными лицами в обмен на его собственные документы, и сразу же отпущен под подписку о невыезде. Дальше все происходило опять в правовом режиме, позволяющем не только государственным структурам, но и гражданскому обществу следить за развитием событий. Вероятная трагедия тут же превратилась в фарс, апофеозом которого стал суд над Бабицким на прошлой неделе.

Абсурдность уголовного обвинения в административном проступке (если таковой не был со стороны журналиста вынужденным) должна была быть очевидна и суду. По свидетельству защиты, судья Игорь Гончаров вел процесс очень профессионально и демонстрировал полную лояльность к защите и прессе, а симпатии общественности, в том числе и во враждебном чеченцам Дагестане, были никак не на стороне обвинения.

Обвинительный приговор можно объяснить нежеланием судьи вступать в конфликт с властями при легкости компромиссного решения. Но вектор «дела Бабицкого», однажды оказавшись в судебном поле, дальше будет стремиться к оправдательному приговору: таковой наверняка будет вынесен если не в кассационной, то в надзорной инстанции чуть раньше или чуть позже. После этого вполне вероятен гражданский иск Бабицкого к Российскому государству (в лице прежде всего Генеральной прокуратуры) о возмещении морального вреда, причиненного незаконным арестом.

Если абстрагироваться от исполнителей (а их имен мы большей частью не знаем), «дело Бабицкого» иллюстрирует борьбу между идеями оперативной целесообразности и законности, политического произвола и правосудия в становящемся «режиме Путина». По ходу дела вектор колеблется, но все же и промежуточный итог позволяет строить прогнозы: как будут развиваться взаимоотношения власти со свободой слова (шире — правами человека). Решения «по Бабицкому», несомненно, принимались многими людьми на многих уровнях. А общий их вектор оказался хотя и не демократическим, но, во всяком случае, и не тоталитарным.

Газета «Новые известия», 10 октября:

Продолжение следует

Адвокаты Бабицкого собираются подавать апелляцию в ВС Дагестана

Наталья Пуртова

Результат суда над Андреем Бабицким, в сущности, был легко предсказуем: еще за неделю до начала процесса сам Бабицкий признался, что на оправдательный приговор даже не рассчитывает. Того же мнения придерживался и его адвокат Генри Резник. На пресс-конференции в офисе Радио «Свобода» он признался, что слишком хорошо знает систему судопроизводства, чтобы надеяться на чудо.

И только в конце выступления добавил немного оптимизма: «Впрочем, кто знает? По-разному может сложиться». Сложилось так, как не ожидал никто. Вместо жесткой судебной баталии наблюдающие за процессом журналисты увидели мирное и на редкость спокойное зрелище. То, что прокурор едва ли сможет доказать вину подсудимого, стало ясно с первого заседания. Впрочем, он и сам понимал это, а потому особенно и не старался.

Уже первый день процесса во многом задал тон всем последующим заседаниям. Адвокаты Генри Резник, Александр Зозуля и общественный защитник Павел Гутионтов. Рядом — подсудимый Бабицкий. Напротив в полном одиночестве расположился районный прокурор Магомедов.

Прокурор начал «сыпаться» буквально с первого своего выступления. Одни только вопросы, которые он задавал Бабицкому, вызывали недоумение и тихое хихиканье в зале. «Чего вы боялись?» — недоумевал он, только что выслушав рассказ подсудимого о том, как его в багажнике машины перевозили из Чечни в Дагестан. Эта реплика породила впоследствии массу шуток: согласно логике прокурора выходило, что путешествия в багажнике являются привычным для него видом путешествий и чем-то вроде хобби.

Следующий вопрос «А какие именно спецслужбы преследовали вас?» вызвал недоумение уже у самого Бабицкого. Он ответил, что выяснением этого должна заниматься прокуратура. С первого заседания все, кто «болел» за Бабицкого, вышли воодушевленными — представителя обвинения едва ли можно было назвать серьезным врагом.