Алексей Боярский - 151 угроза вашему кошельку

Сам рынок контролируют преступные группировки – одиночки здесь долго не живут. Оружием торгуют все, кроме таджиков, специализирующихся исключительно на опиатах, но говорят, что наиболее «авторитетны» в этом вопросе чечено-ингушские группировки. Торговлей оружием не гнушаются даже те, кто по роду своей деятельности должен бороться с преступностью. Схема преступного бизнеса одних пойманных «оборотней в погонах» была несложной. С 1994 года со всего Северного Кавказа на склад ГУВД свозили изъятые автоматы, пистолеты, пулемёты, гранаты, взрывчатые вещества и пр. Но их вновь продавали преступникам, вместо того чтобы согласно инструкции отправить на уничтожение. Стволами, вычеркнутыми тогда из компьютерного реестра милиции, торговали по всей России. Популярные когда-то другие каналы поступления товара на рынок – хищения с заводов, контрабанда, восстановленное оружие времён Второй мировой, самоделки – отошли на второй план. Сейчас крадут уже непосредственно со складов, получают из зон вооружённых конфликтов, что-то завозится в Россию из-за рубежа, в основном через Прибалтику и Северный Кавказ. На «чёрных следопытов» (люди, занимающиеся поиском и восстановлением «эха войны») приходятся сейчас совсем крохи. Есть и другие каналы. Например, оружие отбирают у представителей органов правопорядка или покупают через охранные структуры по подложным документам.

В начале 90-х на юге России покупатели оружия находили продавцов на скобяных развалах, существовал даже общепринятый опознавательный знак – гильза на лотке. В принципе, сегодня оружейных дилеров, если постараться, можно обнаружить на рынках, около оружейных магазинов, но, как правило, они сами ищут того, кто может купить ствол: тем самым минимизируется риск нарваться на оперативника. Теоретически оружие можно приобрести через объявления в Интернете. На практике же обычному человеку без рекомендации купить его почти невозможно. Могут просто отнять деньги («кинуть») или продать «грязный» (засвеченный в преступлении) ствол.

В общих чертах схема продажи выглядит так. На первой встрече с клиентом сделки никогда не совершаются – присматриваются, что за человек, обговариваются условия. С другой стороны, спецоперации проводятся не так уж и часто: человеческих и материальных ресурсов у милиции маловато. Когда сделка крупная, риск выше, но в этом случае действует схема «утром деньги – вечером стулья», то есть деньги берутся сразу, а товар потом оставляется в тайнике, о котором сообщают клиенту. Надо заметить, оружие покупают и коллекционеры, в том числе и весьма обеспеченные люди, готовые заплатить любые деньги за понравившийся экспонат. Таких тысячи. В Москве, например, порядка ста человек могут похвастаться весьма обширными коллекциями – им позавидовал бы любой музей военной истории. Но они не афишируют своё хобби. Естественно, у каждого есть небольшое собрание выхолощенного оружия – для прикрытия. Но самую ценную часть коллекций – работоспособное оружие – они не показывают никому. Выхолащивать, по закону, нужно всё, кроме оружия, произведённого до 1896 года, то есть до момента создания знаменитой трёхлинейной винтовки Мосина. Но в этом случае, даже если речь идет о мушкете времён Бородинского сражения, оружие нужно регистрировать как огнестрельное в обычном порядке. Поскольку невыхолощенное оружие не может иметь длину меньше 80 см, коллекционировать невыхолощенное короткоствольное оружие, например пистолеты и револьверы, запрещено. Невыхолощенным может быть только очень старое оружие не короче 80 см. Выхолащивание предполагает сверление патронника, ствольной коробки, затвора, забивание или заваривание ствола, спиливание бойка, нужно также полностью исключить возможность снаряжения магазинов. Оружие после такой процедуры становится «мертвым», его коллекционная ценность падает в несколько раз, выхолощенное оружие сейчас очень просто купить в специальном магазине, но коллекционер его покупать не будет…

Раз уж речь зашла о коллекционерах, то стоит заметить, что на рынке огнестрельного оружия нарваться на подделку практически невозможно. Чего нельзя сказать о предметах искусства. Здесь наряду с настоящими шедеврами зачастую продают фальшаки, то есть подделки. На них, по уверениям экспертов, приходится до трети оборота всего художественного рынка.

Фальсификация произведений искусства – проблема старая. Известный российский живописец и искусствовед, один из основоположников отечественного музееведения и реставрационного дела Игорь Грабарь (1871–1960) в автобиографии «Моя жизнь» делится впечатлениями от поездок в США и Европу в начале ХХ века: «Наряду с первоклассными собраниями в Америке немало и собраний, наполовину состоящих из подделок. Особенно много я их нашёл в прославленном некогда собрании дирижёра Странцкого, где были десятки фальшивых Монэ и Ренуаров». И далее – о выставке Ван Гога в Берлине: «Перед устройством выставки Юсти просил меня зайти к нему в кабинет, где показал около 15 картин Ван Гога, прося высказать о них моё мнение. Я нашёл их все до одной поддельными».

С фальшаками связано множество историй, напоминающих увлекательный детектив. Предполагают, например, что иконы, которые советское правительство в первые годы после революции меняло на сельскохозяйственную технику, на самом деле были поддельными. Изготовление их было санкционировано на самом высоком уровне. Весьма громкие скандалы на тему фальсификации шедевров разразились в 80–90-е годы. Все они были связаны с работами русских художников. В 1988-м в Швейцарии подвергся судебному преследованию Андрей Наков – организатор выставки работ Михаила Ларионова: все 197 работ были признаны подделками. В 1990-м похожая история случилась с коллекцией Корецких, выставленной на аукционе Christi’s. Два года спустя аукционный дом Philips вообще отказался от проведения специализированных аукционов по русскому искусству, спрос на которое после череды подобных скандалов резко упал. В 1995-м с аукциона Sotheby’s был снят самый дорогой лот – «Супрематическая композиция» Любови Поповой (стартовая цена – около 400 тыс. фунтов стерлингов). В 1997 году Юрий Лужков планировал приобрести для Государственной Третьяковской галереи картину Аполлинария Васнецова с изображением Москвы прошлого века. Васнецов оказался ненастоящим (говорят, московский мэр был готов заплатить за картину $100 тыс.).

Фальшаки, по разным оценкам, фигурируют в 8–30 % всех сделок. Причём подделки нашего времени (новоделы) составляют около 85 % всех фальшаков. А как же экспертиза? Российскую школу экспертизы традиционно считают одной из самых сильных в мире, однако именно в России экспертов часто упрекают в ангажированности. И тому есть свои причины. Картина без провенанса (истории её появления и перемещения из рук в руки) и атрибуции может стоить, допустим, несколько сотен долларов. Но если экспертиза признает её творением известного мастера, цена может увеличиться на несколько порядков. Фактически весь рынок держится на мнениях экспертов, что даёт владельцам фальшаков неограниченные возможности в получении добавочной стоимости. Собственно, никто из участников рынка и не скрывает, что проблема с выдачей положительных заключений на картины, подлинность которых вызывает сомнения, существует. Имеется информация, что даже некоторые работники Государственной Третьяковской галереи за определённую плату готовы написать положительное заключение на «сомнительную» картину. Назывались конкретные расценки на услуги различных экспертов – от 1 до 10 % цены, за которую картина может быть продана. Атрибуция оказывает прямое влияние на рыночную стоимость произведения. Но эксперты, работающие в специализированных организациях – таких как Третьяковская галерея, Центр имени Грабаря, Музей изобразительных искусств имени Пушкина, НИИ реставрации, Исторический музей, Эрмитаж, Русский музей, – не несут юридической ответственности за правильность атрибуции, так как она трактуется как их научно обоснованное мнение, а не утверждение. Что касается экспертизы самих музейных экспонатов, то здесь ещё сложнее. Экспертиза должна быть только независимой. Никакой музей не заинтересован в понижении качества своей коллекции и не признает ничего такого, что может повредить её престижу.