Андрей Манчук - Наследники Че Гевары

Спор вокруг чеченских статей не случайно имел особую остроту, а выпады наших противников недаром выходили за рамки элементарных норм человеческого общения. У них не было аргументов — кроме цитат из черносотенных статей и казенного официоза. Практически никто из левых активистов России ни разу не был в Чечне — во всяком случае, на то время. Дискуссионные материалы различных групп имели своим источником газеты и телевизор. Кажется, это самое наглядное свидетельство слабости российских левых. И самое слабое место тех, кто называет себя таковыми, повторяя небылицы о незнакомой им жизни.

Я слушал ругань этих недалеких людей. Я отвечал им так:

«Хорошо, вы считаете, что Чечня — ваша страна. Тогда почему бы вам хоть раз не съездить туда самим? Посмотреть, что представляет она из себя сегодня. Узнать, чем живут ее люди. О чем они мечтают, кого ненавидят, считая виновником своих бед?

Не надо врать, что для этого нет средств и возможностей. Вам не хватает иного — добросовестности и энтузиазма. У вас нет страсти к действительному познанию мира, без которого невозможно искреннее стремление к его преобразованию, присущее всякому левому».

На самом деле, я знал, почему они не хотят ехать в Чечню. Нет, не из обычной трусости. Они бояться увидеть ее такой, какой она есть. Не страшилки, лубочные картинки правительственных телеканалов и исламистских сайтов. Страну живых людей. С тем же обычным делением на богатых и бедных, обездоленных и всемогущих. Не по национальному, не по религиозному — по социальному признаку. Страну, в которой очень не любят экспансионизм США — как во всем остальном мире, и тоскуют по мирному прошлому — как во всех землях бывшего СССР, а может — чуточку больше. Где еще трогательно, наивно (мой товарищ писал об этом в статье) верят, что в России не знают о творящемся здесь «беспределе», перманентном бизнесе на войне, который учиняют бандиты всех наций. Впрочем, может это не так уж неверно?

Патриоты не хотят сойтись лицом к лицу с жителями Чечни — ведь потом будет так неловко называть их дикарями. Поэтому, они делают вид, что боятся этих людей, цинично называя их «дикарями». Юношей — полуграмотных, выросших на руинах родных школ, но от этого не менее любознательных и живых. Девушек, которые посвящали нам песни украинских поп-звезд на единственной грозненской радиостанции. А потом сами пели с нами эти песни. Бывших рабочих бывших грозненских заводов, до сих пор влюбленных в свою работу. Бывших инженеров и учителей, потертых стиляг из эпохи восьмидесятых. Сирот и калек. Обычных постсоветских людей, на долю которых выпала особая форма становления капитализма — десятилетняя война.

Сколько раз я вспоминал, как перед отъездом из Москвы бывший друг горячо убеждал нас в том, что мы едем в страну дикарей, где для нас уже вырыт зиндан и наточен нож ваххабита. Потом он напишет слова, которыми навсегда заклеймил себя наш социал-шовинизм: «Чеченец совершенно неизбежно представляется русскому диким… Чеченец не кажется диким, он и есть дикий. Вот в чем дело».

Это не просто ненависть и презрение — это невежество, его демоническая сила, заклейменная Марксом, Невежество худшего пошиба, замешанное на продуманном пропагандистском вранье, которое сознательно разделяет и стравливает народы. Чеченских, русских буржуа нужно искать не в Грозном — в Москве. Бороться с ними нужно именно там.

Классовая борьба в масштабах всей огромной страны — единственная альтернатива этой военной бойне. В противном случае, она будет продолжаться, как продолжается и сегодня. Когда писались эти заметки, был еще жив старший Кадыров, а чеченец Асланбек возил нас на грозненский стадион, где год спустя взорвут этого всенародно нелюбимого «президента». По дороге он рассказывал, что его земляки не особенно верят и Масхадову — теперь тоже покойному. Погиб и его заместитель, Ваха Арсанов, который обещал взять Грозный тогда, летом 2003 года. Погибли Басаев, Гелаев, Абу Хавс, Абу аль-Валид, закрыв «героическую» страницу новой чеченской истории. Погибли сотни других людей. Сколько мертвецов, сколько катастроф принесла за эти полтора года война. Два года назад подорвали знаменитый поезд «Москва — Гудермес — Грозный», на котором мы ехали в то лето.

Смешно, но один «левый» американский профессор утверждал, что Чечня уже «замирена», а наши статьи повторяют «фантазии» империалистов. Вранье. Конец этой войны станет возможным лишь с концом господства капитализма — по крайней мере, в России. Борьба с буржуазией своей страны, составной частью глобальной элиты империализма — единственный путь к прекращению «внутреннего» конфликта в Чечне. Таков неизбежный вывод чеченских заметок коммунистов. Опубликованные здесь записки фрагментарны и художественны. Они отличаются от прежних, публицистических материалов. Собранные вместе, они передают наше впечатление о людях Чечни, о социальных, общественных процессах, происходящих в этой стране. Только мысли и чувства — ничего больше.

Поезд подошел к Ханкале и остановился посреди потея. Над нами прошел боевой вертолет. Чеченцы в нашем купе тревожно смотрели в окна, на юг. Там, в долине между двух холмов раскинулся огромный военный лагерь: скопище низких построек, сторожевых башен, локаторов и коммуникаций. Оттуда, из Ханкалы, поднимался еще один вертолет, теряясь в клубах сизого дыма — потом нам расскажут, что это тлеет одна из нефтяных скважин.

За окном пели цикады. В двухстах метрах от железнодорожного полотна маячила табличка — «Минировано». Дальше по полю шли ряды заграждений. Между ними змейкой бежала дорога, и по ней двигался БТР, а за ним — большой военный грузовик. Они ехали к нам — именно их ждал застывший посреди пустоши поезд. Картина, похожая на киношное ограбление составов — махновским отрядом или шайкой ковбоев.

Техника приближалась. БТР проехал к голове поезда. Грузовик остановился почти рядом с нашим вагоном. Вертолет гремел где-то совсем низко над головой. Под его гул из машины высыпали вооруженные люди, в бронежилетах, разгрузках, касках, платках-банданах, повязанных поверх загорелых голов. Через несколько минут они были в вагонах — проверяли документы, деловито шмоная тихих, послушных чеченцев. Здоровые, усатые солдаты, в возрасте за тридцать — сплошь контрактники. Линялые тельники под разгрузками остро пахли потом. Один из проверяющих постоянно держал на прицеле «АК» весь коридор вагона. Все команды мгновенно выполнялись, и солдаты скоро ушли.

БТР еще раз проехал вдоль поезда, косо развернув дуло пулемета, щерясь им в купейные окна. К грузовику вывели двух мужчин, одного старика. Закинули под брезент их баулы, впихнули внутрь. Это может быть обычной проверкой. А может — не быть. Грузовик зафырчал и поехал к дымному скопищу Ханкалы. Поезд еще подождал, постоял среди стрекота полевых кузнечиков, и тихо, испуганно, двинулся дальше — в Грозный.