Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

В такой примерно атмосфере и протекала жизнь отца симфонической музыки (подавляющую часть своих опер, а также симфоний — коих случилось, страшно сказать, 104 — Гайдн создавал в замке Эстергаз, обычно — на заказ, по требованию). Из практически крепостной привязанности к хозяину композитор выбрался, лишь чуть-чуть не дожив до шестидесяти. Старый князь умер, и молодой, помешанный не на музыке, а на развлечениях попроще, тут же распустил капеллу. Но здравый смысл был и ему не чужд. Наследник сохранил выдающегося композитора, что называется, за собой, назначив его почетным уже капельмейстером и дав пенсию, позволявшую не искать службы на стороне.

И тогда — обеспеченный, свободный, но дряхлеющий Гайдн смог позволить себе впервые взглянуть на море: его пригласили в Англию. Обе годовые поездки на Альбион обернутся триумфом. Деньги и почетные звания посыплются на почетного жителя Вены как из рога изобилия.

Одна беда: Гайдн стар… А когда-то, в молодости, он вынужден был бороться за выживание в самом непереносном смысле этого слова. Из воспоминаний композитора: «Когда я, наконец, потерял голос (ему было 17 — С.С.), мне пришлось целых восемь лет едва перебиваться обучением юношества».

Он давал уроки пения и музыки, играл на скрипке на праздничных вечерах, «а иногда просто на больших дорогах». По случаю сочинял что-нибудь на заказ. Например, имевшую бешеный успех (и, к сожалению, не сохранившуюся) оперу «Хромой бес» для известного комика Йозефа Курца. Курц заплатил 25 дукатов, и Гайдн считал себя «очень богатым»…

Потом он брал уроки композиции, расплачиваясь с наставниками преимущественно услугами. Неаполитанцу Порпоре, например, молодой человек возмещал потраченное на него внимание в качестве бесплатного аккомпаниатора (Порпора давал уроки не только контрапункта, но и пения), а также исполнителя массы иных, довольно унизительных поручений. Этот итальяшка и превратил его в прислугу на всю жизнь: Гайдн понял, что надо искать хозяина.

Ищущий — обрящет. Сначала Иозеф пристроился к помещику-меломану Карлу Фюрнбергу. За его деньги и по его поручению написал ряд струнных трио. Потом — первый квартет. Следом еще пару дюжин. Фюрнберг представил (и передал) талантливого молодого человека меценату покруче — чешскому графу Морцину. На хлебах у этого господина Гайдн разродился первой симфонией. Впрочем, и у Морцина он пробыл недолго, год с небольшим. Богатые тоже плачут, и однажды графу в целях экономии пришлось распустить капеллу. И вот тогда-то на пути нашего героя и возник тот самый Эстергази. И начались ливреи и папильотки…

Две судьбы — Шуберта и Гайдна — две такие непохожие истории жизни с результатом, умещающимся всего в одно слово: гении…

И тут грех не вспомнить еще об одном профильном в контексте главы персонаже — о МОЦАРТЕ, закончившем, как известно, путь земной в безвестной могиле для бедняков.

Для начала внесем ясность: композитора схоронили в ней никак не по жадности Констанцы и друга ван Свиттена, а в точном соответствии с установленным порядком. Согласно «погребельным правилам», введенным прославившимся своими реформами императором Иосифом, упокоившихся перестали закапывать у главного собора — кладбища были вынесены за городскую черту. Трупы помещали в братские могилы не из небрежения, а экономя место. Памятных знаков над захоронениями не ставили (было запрещено) из тех простых соображений, что каждые семь-восемь лет могилы все равно перекапывали и использовали заново. Короче, не дай, как говорят на востоке, вам жить в эпоху перемен…

Вдова не шла за гробом потому что: а) церемония панихиды прошла в масонской ложе, к которой принадлежал композитор, и катафалк с телом тронулся в сторону кладбищ уже после шести вечера; б) сама процедура погребения не предполагала участия родных и близких: священник да могильщики и баста… А «скупердяй» ван Свиттен после смерти друга платил за обучение его сыновей, организовал на свои средства первое исполнение знаменитого реквиема и долго еще устраивал по Европе концерты в пользу семьи…

Теперь о нищете Амадея.

Считается, что она накрыла Моцарта аккурат после смерти его самоотверженного и умелого импресарио-отца, на подпитки которого гуляка праздный жил и содержал семью. Тут усомнимся. Ибо годовое жалованье Леопольда Моцарта в Зальцбурге составляло 350 флоринов, а сын с некоторых пор получал втрое больше всего за один концерт.

Напомним, что программа выступлений малыша больше напоминала цирковое представление, нежели концерт классической музыки: публике демонстрировалась игра на закрытой платком клавиатуре, импровизации в предлагаемой тональности, определение высоты звуков, издаваемых любыми — на выбор зрителей — предметами (колокольчики, пустые стаканы, часы со звоном)…

Итак, идем с самого начала.

В 1772-м, по возвращению с завоевания Европы (с орденом Золотой шпоры из рук папы Климента XIV) 16-летний Вольфи принят только что назначенным архиепископом зальцбургским графом Коллоредо на должность придворного концертмейстера с годовым окладом в 150 гульденов. Но отец уверен, что этого недостаточно и возит и возит сына — в Италию, в Вену, в Мюнхен — в поисках должности подоходней. Однако фиаско за фиаско: свободных синекур нет. Приходится возвращаться в Зальцбург и терпеть тиранию патрона: Иероним Коллоредо, в отличие от предшественника-дяди, существенно ограничивал ставшую для Моцартов привычной практику разъезжать в служебное время по заграницам в сугубо личных интересах. И в 1777-м молодой композитор не выдерживает, пишет по собственному желанию и снова отправляется завоевывать Францию, потом Германию и — снова безрезультатно. В том смысле, что постоянной работы нигде не дают. И вчерашний вундеркинд едет домой и вынужденный прозябать (как пишут) на унизительной (как уточняют) должности придворного органиста, довольствуется годовым окладом в 500 гульденов (они же флорины). Это против папиных-то, напомним, трехсот пятидесяти…

Два года спустя он перебирается-таки в Вену на вольные, что называется, хлеба. В учебниках читаем: «это было время тяжелых испытаний для свободолюбивого гения». В том смысле, что лишенный постоянного заработка он дни и ночи был вынужден сочинять, выступать, давать уроки…

Тут снова стоп: за свою учительство Моцарт получал не такие уж плохие по нынешним меркам гонорары. Так за один час преподавания игры на фортепьяно он выставлял счет в два гульдена. Для сравнения: служанке герр Моцарт платил всего 12 гульденов в год. Правда, семья — а он уже год как семьянин — держала еще и повариху, и даже парикмахера.

А наряду с гонорарами наш учитель получал ценные подарки, которые сразу же и продавал… Подсчитано (и скрупулезно), что в 1783 году его совокупный доход составил 5763 гульдена. Это после трехлетней-то давности 500 годовых! И для пущей убедительности еще пара цифр для сравнения. Жалование рядового органиста не превышало в ту пору полусотни гульденов в год. А годовой оклад главного хирурга Венской больницы (крупнейшего в столице госпиталя) составлял 1200 гульденов…