Уистан Оден - Стихи и эссе

Он искал совершенство особенного закала,
И поэзию создал, которую каждый понял;
Он людские слабости видел, как на ладони,
И всегда радел о военно-морском бюджете;
Когда он смеялся, все правительство хохотало,
Когда плакал, на улицах умирали дети.

Итак, окончен век. Несчастным умер тот,
Кто тщетно был его последнею опорой,
И безопасен луг, отныне на который
Тень страшного тельца уже не упадет.

Спокойно люди спят, ничто не гложет их:
Дракон бесплоден был и околел в трясине,
Теперь его следа не сыщешь на равнине,
И кобольда в горах зловещий стук затих.

Коснулась грусть одних поэтов и певцов,
Да, поворчав, ушла прочь свита чародея.
Возможность веселит поверженных бойцов

Невидимыми быть и, вольно в мире рея,
Заблудших сыновей губить, не сожалея,
Бесчестить дочерей, сводить с ума отцов.

Кто может быть самим собой без своего ландшафта,
Без деревенской улочки и дома среди деревьев,
Что рядом с церковью, или без городского строения,
Несущего угрюмо коринфские колонны, или
Без крошечной квартирки мастерового? При любом раскладе
Дом — это центр, где происходят те три-четыре вещи,
Которые случаются с людьми. И кто из нас
Не сможет начертить прошедшей жизни карту, тот полустанок
Сумрачный, где он встречался и ежеминутно
Прощался со своими любовями, и точку там пометить,
В которой ему впервые открылось средоточье счастья?

Богач? Или бродяга безымянный? Всегда загадка
Присутствует с каким-то тайным прошлым, но когда наружу
Выходит истина о нашем счастье, то скольким же оно
Обязано изменам и вымогательству.

Все прочее традиционно и идет по плану:
Конфликт меж здравым смыслом местных
И этой интуицией, несносной и блистательной,
Которая всегда случайно окажется на месте
Происшествия; и все идет по плану, и лживость, и признанье,
Вплоть до погони, что щекочет нервы, и убийства.

Но на последней из страниц сомненье:
А был ли справедливым приговор? Судьи нервозность,
И та улика, и тот протест у виселицы, и
Улыбка наша… пожалуй, да…
Но каждый раз убито время. Обязан кто-то
Оплачивать утрату нами счастья, и счастие само.

Сидящие в зале дамы и господа,
Здесь мягкие кресла, выпивка и еда,
Вы можете думать, чувствовать и сопеть,
Но кто-то уселся рядом. Возможно — смерть.

Блондинкой голубоглазой оборотясь,
В метро и на пляже с тобою завяжет связь,
И будь ты молод, богат или знаменит,
Ты станешь делать то, что она велит.

Смерть — фэбээровец. Как бы ты ни был крут,
Тебя поджарят иль пулю в сердце вобьют.
Она не спешит, но придется держать ответ
За свой проступок — явиться живым на свет.

Смерть — лучший из всех прославленных докторов,
Бесплатно лечит, кто болен, и кто здоров.
Скажет: "Ты дышишь. Плохо, но ты не трусь —
Спокойно, парень, я скоро тобой займусь."

Смерть — это маклер, который стучится в дверь,
Товар ее не теряет в цене, поверь —
Ведь это старый, близкий, комфортный мир.
Так распишись вот здесь в углу, где пунктир.

Смерть — это весьма талантливый педагог.
И самый глупый усвоит ее урок.
Она читает один могильный предмет —
Но что-то зевать от скуки охоты нет.

Ты можешь под ливнем вымокнуть без гроша,
Шампанского выпить и картами пошуршать,
Но смерть на тебя уже положила глаз,
Так жди ее завтра, а может — прямо сейчас.

Мы разную испытываем боль,
Расположась с любимыми на ложе
И будучи наедине с собой.

Во сне виденья плоти дорогой
Волнуют чувства, но проснешься позже —
Находишь лишь подобье пред собой.

Нарцисс, в воде увидев облик свой,
Отождествиться с виденным не может,
Не знает он, что кто-то есть другой.

Дитя, огонь, скала или прибой
Оплачивают протори, но все же
Воспринимают этот мир как свой.

Для Пруста же любовь — обман простой:
Чем более она его тревожит,
Тем больше одинок старик седой.

Как ни взгляни, удел любви слепой —
Присваивать чужую непохожесть.
Возможно, не позволено судьбой
Нам побывать наедине с собой.

Ну вот и тайна раскрыта, как должно в итоге быть,
И хочется с близким другом об этом поговорить.
За чашечкой чая в сквере привычная болтовня:
Мол, в тихом омуте черти, и дыма нет без огня.

За трупом в резервуаре, за призраком у ворот,
За дамочкой, что танцует, и парнем, что крепко пьет,
За приступами мигрени с усталостью пополам
Всегда скрывается нечто, невидимое глазам.

И песне, что донесется от монастырской стены,
И старым гравюрам в холле, и запаху бузины,
И кашлю, и поцелую, и летней игре в крокет —
Всему найдется причина, греховный его секрет.

Смотрю, как звезд проплывает рать,
И знаю — им на меня плевать,
Но среди прочих земных невзгод
Нас равнодушие не гнетет.

И что поделать сумел бы ты
В ответ на пылкую страсть звезды?
Раз в чувствах равными быть нельзя,
Сильнее любящим буду я.

Влюбленный в звезды с ребячьих лет,
Которым дела до смертных нет,
Признаюсь, глядя в ночную высь,
Что без любой могу обойтись.

Исчезни звездная кутерьма —
И я пойму, как прекрасна тьма.
Любить пустующий небосвод
Привычка быстро ко мне придет.

Спасая этот мир, пожертвовал он всем.
А нынче, если б мог, спросил бы он — зачем?

Ваш мир спасая, умереть пришлось ему.
Сейчас он, если б мог, спросил бы — почему?

Мне нужен доктор с улыбкой бодрой,
Коротконогий, широкобедрый,
Животик сдобный, запястья в складках,
Весь аппетитный, как куропатка,
Тот, что не станет морали длинной
Читать мне нудно со скорбной миной,
А просто выложит карты на кон,
Что жить осталось мне — кот наплакал.

Монстр делает, что монстру лишь дано,
И что для человека дико, но
Есть то, что недоступно монстру всё же —
Он Речь осилить никогда не сможет:
По бомбами изрытым площадям
Идёт, отчаянье и смерть плодя,
Уставив гири-кулаки в бока,
Роняя слюни в ярости быка.