Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6367 ( № 15 2012)

Интуитивное противостояние постмодернистов как художественная игра, казалось бы, чистого воображения на самом деле имеет обычно очень ясную рациональную логику неприятия установленных крупными художниками жизнеполагающих заключений, выдаваемых за истину. Например, "Бесы" Достоевского, где тот попытался изобразить деятельность революционеров в виде фарса. Но мы-то знаем, что те сумели сотворить в дальнейшем!

То есть даже титаны мысли не обладают абсолютной истиной, и её приходится беспрестанно шлифовать и, развивая, уточнять. А как лучше сделать это, как снять шоры с людей, крепко вцепившихся в установившиеся ложные суждения - а именно от них особенно трудно освободить и освободиться? Только иронически и художественно. Ведь и постулаты всех предыдущих столпов культуры, в том числе и религии, были установлены и внедрены в художественной форме!

Здесь надо учесть, что, говоря обо всём этом, автор имеет в виду только подлинно талантливые постмодернистские тексты, обладающие нередко высокой мифологической обобщённостью как формой осознания хаоса-порядка Вселенной, а не игру разбушевавшейся фантазии каких-то хулиганов-малолеток, не имеющих ни йоты жизненного опыта, но желающих - особенно через Интернет - заявить о своём "я" самыми жуткими самонадеянными вызовами всему и вся. При этом намеренно не называется имя ни одного автора и ни одного творения данного направления, поскольку подлинную оценку всякому течению, точно так же как и произведениям, можно дать только после того, как оно перерастёт в следующий этап.

Получается, постмодернизм бьют его же приёмами за его же методы и способы художественного осмысления. Кстати, именно эти методы и инструментарий постмодернистов и будут особенно ценны для дальнейшего развития литературы, поскольку, исходя из глобальных целей, а также вторичности подхода, надо понимать, что это переходное течение. Литература о литературе и из литературы вообще вторична, но к самым серьёзным произведениям постмодернизма это не совсем относится, поскольку для таких авторов классика настолько жива и глубока, что она, по сути, лежит в основе их мира. С этой точки зрения следует отметить, что, допустим, и вся философия второй половины XIX-XX веков, не имея способности создать систему, равную Платону, Аристотелю, Гегелю, Канту, только и занималась философией их философии, при этом открыв много совершенно новых нюансов о человеке, его бытии и Мире.

А расшалившиеся детки, создающие из чистой игры свои постмодернистские тексты, отличаются от подлинных творцов данного направления прежде всего тем, что используют протест молодёжи против насилия литературой как формой реальной культуры в средней школе. Уповая именно на этот контингент, подобные постмодернисты догадываются, что только так можно свои жалкие творения сделать массовыми - основное желание тех, кто видит в литературе способ получить популярность и много заработать. Кроме того, ведь они ещё и надеются таким путём отвратить множество людей от чтения и изучения классики и сделать их читателями и покупателями собственных книг. Но, творя бездумно свои тексты, они, по сути, пытаются разрушить изнутри духовное основание своего народа, а это обычно печально заканчивается для самих "творцов", так как они, противостоя Бесконечности Мироздания, плюют на самые значительные вклады её выдающихся созидателей в онтологию его развития. То есть тщатся перечеркнуть подлинно ценное, что способно развить человека и человечество и вести их к бессмертию. Пытаясь освободиться от личных фобий, подростковой ущемлённости, такие авторы выбирают из постмодернизма всё самое поверхностное - нарочитую небрежность текстов, идущую на самом деле от импрессионизма, бесстыдство, цинизм и пр. Тем самым после Бога, якобы уничтоженного рационалистами в XVIII веке, они словно бы хотят уничтожить и Автора (то есть подлинно творческое в человеке!), а с ним - и человека, о чём и пытался толковать идеолог постмодерна Ролан Барт. Но в конечном счёте они создадут такое неприятие себе, что в итоге-то и утвердят подлинного Автора, доведя взятый на вооружение постмодернизмом гротеск до самого невероятного, невозможного абсурда как ступени нового Смысла.

Люди не настолько глупы, чтобы отказаться от истинного саморазвития, от совершенствования своих детей. А значит, они никогда не откажутся от канонов подлинной классики. Это вообще невозможно, ибо тут заключена самая Суть человека. Достоевский говорил от имени нищей дворянской интеллигенции, Толстой и Гоголь - от имени дворян. Псевдопостмодернисты пытаются говорить от имени Акакия Акакиевича или же Поприщина, на худой конец - Смердякова, с их подачи выступающих в роли авторов. Но этим псевдотворцам ничего не удастся даже и в Европе, в Америке, где литература никогда не имела такого авторитета в деле построения жизни, как в России. Постмодернизм, зародившийся на Западе, создан в угоду пресытившимся для того, чтобы вообще лишить литературу её истинной сущности учителя, толкователя жизни. Но пресытившиеся могут только потреблять, а к чему это ведёт, истории хорошо известно[?]

Постмодернизм - это не отдых от культуры, это культура отдыха перед следующим грандиозным этапом созидания гармоничного мира.

Постмодернизм - это иррациональный поиск порядка, настраивающийся в созвучии с кажущимся Хаосом Мира.

Мир - это не столько Текст и Красота, сколько осознание текста ради осознания Красоты через безо[?]бразие, и именно в этом постмодернизм особенно преуспел.

И постмодернизм способен создать и продолжить миф, который поможет человечеству не только выжить, но и развиться.

Своей иронией постмодернизм не рушит истину, а созидает её для следующих скептиков.

Настоящий постмодернизм - это не создание текста, а созидание текстом.

Александр ЗЕНКИН

Штаб нашего детства

ПЕРЕЧИТЫВАЯ

К 80-летию Н.К. Бромлей

Тихо в наших дворах. Уже не услышишь таких знакомых и родных с детства слов:

- Три, четыре, пять, шесть, семь - я иду искать совсем. Пора - не пора, выхожу со двора[?]

Это, кстати, было важно. Выходить со двора часто запрещалось железным родительским "Нельзя!". А в игре можно. И нужно!

Забыты игры. Заколочен досками забвения штаб нашего детства. Погибли в макулатуре любимые книжки.

Хотя не все. Одну книжку из далёкого моего детства я берегу. Хранится она вместе с семейными святыньками. Потрёпанная, кое-где подклеенная белой бумагой. Родная. Любимая. Папа купил мне её в аэропорту Иркутска осенью 73-го года. Обычная детская книжица. Дрянная бумага второго сорта, корректура неважная, да ещё и стихи. Это для шестилетнего-то мальчишки! Но вот открыл[?] и прикипел сердцем. И не оторвался. Что-то было в ней своё. Настоящее. Из нашего штаба.