Сергей Лойко - Шок и трепет. Война в Ираке

Толпы багдадцев безрезультатно осаждают «Палестину» со своими жалобами, предложениями, просьбами и заявлениями протеста. Но американцы не пропускают их в гостиницу, где сейчас из-за одних журналистов не протолкнешься.

После войны трудно привыкнуть к мирной жизни. Нужен свежий глаз. Все кажется не таким значимым, как два дня назад. Но на самом деле сейчас наступает самый интересный, самый важный период в жизни Ирака. На кого американцы оставят эту страну? Вот главный вопрос, на который нет ответа. Главные шиитские лидеры еще не вернулись в страну. Но уже сейчас шиитские муллы пытаются организовать районные центры власти в мечетях.

Мы видели, как вооруженные люди перекрыли дорогу рядом с одной мечетью в Кадамии. Они останавливают подозрительные машины и отводят людей, заподозренных в грабежах в мечеть, где их быстро осуждают и нещадно избивают палками. Муллы начинают пытаться играть главную роль в переговорах и консультациях с американскими военными, в распределении продуктов и медикаментов.

Оставить страну фундаменталистским лидерам шиитского большинства для американцев будет равносильно поражению. Получится режим покруче и пострашнее, чем режим Саддама или режим в соседнем Иране. Где взять власть, которую поддержал бы народ и которая состояла бы не из исламских радикалов, бюрократов и партийных чиновников? Американцам, видимо, придется выбирать из двух зол или оставаться здесь неопределенно долго, чтобы вырастить устойчивый демократический режим, что на Ближнем Востоке, по-моему, вообще невозможно. Значит, придется искать нового диктатора, «своего сукиного сына».

США — 121 убитый, 4 пропавших без вести.

Великобритания — 31 убитый.

Ирак: военные потери — убитых, предположительно, до 10 тысяч, взято в плен — 7300.

Гражданские потери (цифры на 8 апреля) — 1261 убитый. Более 5000 раненых.

В ходе военных действий погибли 9 журналистов и один сотрудник гуманитарной миссии.

Без боя пал Тикрит, последний и главный оплот Саддама. Его родина. Его гнездо.

В Багдаде грабежи понемногу сходят на нет. Американцы наконец-то стали наводить на улицах хоть какое-то подобие порядка. Выгнали толпы грабителей с территории Багдадского университета и из гостиницы «Эль-Рашид».

Говорят, что морпехи тут же достали долото и уничтожили мозаику с изображением сатанински оскалившегося Джорджа Буша-старшего на полу у главного входа в холле гостиницы.

Может, это и было главной целью всей операции и ее глубоко засекреченным мотивом? Атомную бомбу не нашли. Химическое оружие не нашли. Лаборатории по производству химического и бактериологического оружия тоже не нашли.

Капитан морской пехоты США признался мне в приватном разговоре: «В этом смысле мы в дурацком положении. Даже если мы чего-нибудь найдем, в мире теперь скажут, что мы сами это сюда привезли. Остается только найти Саддама».

Но Саддам тоже никак не находится, как и его ближайшее окружение и члены семьи.

Американцы, видимо, застряли здесь надолго. Пока они не убедятся, что могут оставить страну в надежных руках, они не имеют права отсюда уходить.

Сейчас очень трудно представить, чем все это кончится. Одно предельно ясно: скоро начнут качать нефть. Без Саддама. И без русских.

Я уезжаю и прощаюсь с Юрой. Он, как всегда, остается. Теперь до встречи в Иране или Северной Корее.

Я познакомился с семьей Хакмата Иосефа 11 апреля в саду детской педиатрической больницы им. Саддама в центре Багдада. Большое дружное семейство — папа, мама, четыре сына и три дочери: старшему — 23 года, младшей — два года. День был спокойный и теплый. Первый день после войны. Небо было синее-синее. Впервые за последние три недели можно было услышать, как поют птицы. Никто больше не стрелял.

Семья Хакмата не прогуливалась по саду после посещения раненного родственника. Они не наслаждались пением птиц и не любовались нежными весенними цветами. Они лежали почти вплотную друг к другу, едва присыпанные землей, в неглубоких, наспех вырытых временных могилах. Из одного невысокого холмика на поверхность пробивались пальцы застывшей в смертельном оцепенении правой руки. Судя по неровной и неряшливо сделанной надписи на фанерной табличке, это была рука старшего сына Райда.

Водитель автобуса Башер Хафен, который на свой страх и риск ездил по окрестным улицам в самые страшные последние дни и привозил в больницу трупы случайных прохожих, нашел семью Хакмата в полном составе, разбросанную взрывом бомбы, ракеты или снаряда, недалеко от старого минивэна «Фольксваген» в районе Эль-Эскан, в центре Багдада. Видимо, они в последний момент пытались спастись и переехать куда-нибудь в более безопасное место, но не успели. На кладбище их везти было опасно, да и не разрешили бы хоронить без справки. Поэтому Башер привез их в больницу.

Морг забит. Рефрижераторы не работали — энергии генератора едва хватало на освещение операционных и больничных коридоров. Поэтому погибших в последние дни войны хоронили прямо в больничном саду, в котором раньше, в мирное время, гуляли выздоравливающие дети с одетыми в черные чадоры мамками и тетками. Я насчитал сто пятьдесят четыре могилы. Почти все холмики — с табличками. Багдадцы, в недавнем прошлом народ дисциплинированный, всегда носили с собой карточки, удостоверяющие личность (паспортов у них не было). В нескольких безымянных могилах похоронены федаины-смертники, которые наконец дождались своего часа.

Некоторые могилы использовались несколько раз — такие многоразовые ямы. Родственники, рискуя жизнью, выбирались в больницу, находили своих, получали справку о смерти и опять же, рискуя жизнью, выкапывали трупы и хоронили их, как положено, в саванах, на нормальном городском кладбище. Потом в тех же могилах хоронили других людей. Всего, по предположениям медперсонала больницы, на ее территории было захоронено более четырехсот человек, абсолютное большинство — гражданские лица.

За семьей Хакмата еще никто не пришел.

Я один сижу на теплой земле и никак не могу привыкнуть к мысли, что войны больше нет и можно просто так сидеть на земле и наслаждаться тем, что можешь вдыхать светлый весенний воздух и думать о простых и понятных вещах: о том, как вернешься домой, обнимешь жену и сына и нальешь коту молока.

Я не знаю, где жили Хакмат, его жена и их семеро детей. Я не знаю, какой у них был дом, кем был Хакмат по профессии, кем был его старший сын Райд и в какой школе учились Азиз — 18 лет (здесь и далее — по могильным табличкам), Усам — 15, Роа — 13 и Лава — 9 лет. Я не знаю, в какие игры они играли дома и какие любимые игрушки были у Имана — 5 лет и Ланы — 2 года. Я не знаю, что они ели все вместе в пятницу (единственный выходной в Ираке) на завтрак, над чем смеялись и о чем пели дома. Я не знаю, была ли у них кошка и кто наливал ей в миску молока. Но ведь что-то у них было. Целый свой мир. Они же не существуют просто в моем сознании, как серые земляные холмики с табличками. Они же по правде жили и любили друг друга, плакали и смеялись, молчали и разговаривали. Я ничего этого не знаю и никогда не узнаю. Я только знаю, что их маленький семейный мир умер вместе с ними.