Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
- Название:Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Центрполиграф
- Год:1999
- ISBN:5-227-00472-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски краткое содержание
Валентин Фалин с 1950 года находился на ответственной работе в МИД СССР, в семидесятых годах занимал пост Посла СССР в Бонне, в восьмидесятых - политический обозреватель газеты `Известия` и руководитель Агенства печати `Новости`, с 1988 - го по 1991 год -заведующий Международным отделом ЦК КПСС и советник М. С. Горбачева по общеполитическим проблемам. На его глазах происходили те события, которые повлекли за собой развал всей государственной системы и стали началом целого периода в истории страны, получившего название `перестройка`…
Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
5. Вы не раз брали на себя политическую инициативу, рассчитанную на упреждение. В сущности, вся перестройка и новое политическое мышление зиждятся на понимании того, что лучше быть ведущими, чем ведомыми. Без преувеличения и тени желания сгустить краски — ситуация в Прибалтике не позволяет ждать в бездействии.
Времени на активные шаги почти не осталось. Комментарии в прессе, выступления ученых и политологов погоды не сделают. Они имеют смысл как аккомпанемент к крупным политическим акциям. Отсутствие последних дает себя знать, и с каждым днем все настоятельнее.
В. Фалин
1.8.89 г.».
Чтобы закрыть тему «секретных протоколов», отмечу, что отвергнутый М. Горбачевым проект заключения комиссии съезда был обнародован 22 или 23 августа 1989 года в газетах прибалтийских республик. Кто его лансировал в прессу, не знаю. Уча стники составления текста, с кем удалось перекинуться репликами, заверяли в своей непричастности к нарушению доверительности. Но если без притворства, мы считались с возможностью несанкционированного расползания сведений о состоянии дел в комиссии и также по этой причине рекомендовали М. Горбачеву самим опубликовать проект.
В конце того же года съезд народных депутатов со второго захода принял постановление по событиям полувековой давности. Заключение комиссии не просто было взято за основу. В текст постановления перешли все его центральные положения, в том числе объявление недействительными с самого начала советско-германских договоренностей, принятых за спиной третьих стран и в нарушение международно-правовых обязательств СССР, а также «ленинских принципов внешней политики».
М. Горбачев держал себя пассивным наблюдателем совершавшегося на пленуме и в кулуарах съезда. В его власти было предотвратить негативный исход первого голосования депутатов, закончившегося, как многие помнят, отклонением выводов комиссии. Для этого достаточно было поручить В. Болдину инсценировать «счастливое обнаружение» оригиналов, ибо в их отсутствие дело как раз и уперлось. А. Яковлев и Э. Шеварднадзе сообразили эрзац — из «папки В. Молотова» был извлечен оставшийся по недосмотру в архиве МИД СССР список с протоколов, сделанный до появления на Западе фотокопий с немецкого экземпляра, что всплыли в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками.
Почему Э. Шеварднадзе не раскрыл «папку В. Молотова» перед членами комиссии? Ведь нашу комиссию заверяли, что в ее распоряжении все архивные клады МИД. Версия неубедительна, но ее неофициально называли: не в обычаях дипломатов выкладывать враз козыри без остатка, кое-что всегда целесообразно придержать в запасе.
Своим хождениям по мукам в связи с так называемым катынским делом я посвятил несколько абзацев в «Политических воспоминаниях» [15] Фалин В. М. Политические воспоминания. М., 1999.
. Настойчивость в правдоискательстве явилась непосредственным толчком к грозе над моей головой, хотя претензии Ю. Андропова не сводились к Катыни. В январе 1983 г. из аппарата ЦК КПСС я переместился в редакционный корпус «Известий», где провел в качестве политического обозревателя не худшие три года и три месяца своей долгой трудовой деятельности.
После конфликта с Ю. Андроповым я дал себе зарок — Катынью и советско-польским чуждососедством в целом не заниматься. Ни по собственной инициативе, ни по повелению начальства, ни по завету чтимого мною Ф. Тютчева [16] В 1850 г. поэт написал: Тогда лишь в полном торжестве В славянской мировой громаде Строй вожделенный водворится, Как с Русью Польша помирится...
. Сыщутся желающие прикоснуться к паленому, не требуя гарантий против ожогов, Бог им в помощь.
Если не считать сотрудничества с польским писателем и другом нашей страны Я. Пшимановским, который взял на себя заботы, расходы и кропотливый труд идентификации могил советских военнослужащих, павших в боях с нацистами на территории Польши, я от зарока не отступался до 1989 года. Конечно, напрямую будучи спрошенным, от изложения своей позиции не уклонялся. При составлении перечней тем, временем не закрытых и развитием не обогнанных, Катынь не опускал. Но не больше того.
В марте 1989 года чашу моего терпения и воздержания переполнила инертность советского МИД и других ведомств. Варшава намечала ряд односторонних шагов в связи с Катынью, а они и пальцем не шевелили. Понять поляков было можно и должно. Они реагировали на бездеятельность комиссии ученых СССР и ПНР, которая за почти два года своего существования не смогла даже приступить к обсуждению данной проблемы, хотя созвана была решением М. Горбачева и В. Ярузельского с мандатом устранить «белые пятна» в советско-польских взаимоотношениях.
Направляю записку в ЦК КПСС с краткой сопроводительной лично М. Горбачеву. Летом 1996 г. архив Президента Российской Федерации предоставил в мое распоряжение копию с оригинала. Сопроводительного письма генсеку не обнаружено. Возможно, оно не сохранилось или в этот архив не поступило.
М. Горбачеву было доложено, что поляки имели в виду перенести на центральное варшавское кладбище символический прах с места захоронения польских офицеров в Катыни. Соответственно должна была быть изменена надпись на памятнике, ранее установленном в Варшаве: ответственность за гибель офицеров возлагалась на советскую сторону. Генеральный ставился в известность и о других шагах, нацеленных на раскрытие обстоятельств катын- ской трагедии, в отсутствие нашей готовности заниматься этой проблемой сообща.
У меня имелись причины беспокоиться, не попытаются ли ортодоксы подать действия поляков как давление на советское руководство и склонить М. Горбачева к протестам. Принимая в расчет такой оборот, я предлагал оказать содействие перенесению символического праха из Катыни в Варшаву. Одновременно высказывалось предостережение: проблема не снимается, в случае нашей безучастности возможно ее дальнейшее обострение [17] Полный текст моей записки приводится в приложении 11.
.
Генеральный избрал наезженный маршрут. Не высказывая собственной точки зрения, он поручил Э. Шеварднадзе, В. Крючкову и мне внести совместные предложения. 22 марта 1989 года они были представлены и шли несколько дальше соображений, направлявшихся мною двумя неделями раньше: тройка высказалась за то, чтобы сообщить полякам, как обстояло дело в действительности и кто конкретно виновен в случившемся.
Предлагаю вниманию читателей текст документа, который приводится в приложении 12. Он, помимо прочего, дает представление о технологии подготовки политических решений, практиковавшейся при правлении М. Горбачева.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: