Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Анализ ситуации показывает, что чем дальше за­тягивается это дело, тем явственнее катынский во­прос превращается в камень преткновения уже не для прошлых, а для нынешних советско-польских отношений. В брошюре «Катынь», выпущенной в 1988 году под эгидой костела, заявляется, что Катынь — одно из самых жестоких преступлений в истории человечества. В других публикациях про­водится мысль, что, пока трагедия Катыни не бу­дет до конца освещена, не может быть нормальных отношений между Польшей и СССР.

Темой Катыни сейчас искусственно отодвига­ются на второй план даже вопросы, связанные с возникновением второй мировой войны и нападе­нием Германии на Польшу. Подтекст кампании очевиден — поляку внушают, что Советский Союз ничем не лучше, а может быть, и хуже тогдашней Германии, что он несет не меньшую ответствен­ность за возникновение войны и даже за военный разгром тогдашнего Польского государства.

Катынское дело может, — и чем дальше, тем опасность актуальней, — резко обострить интерес в ПНР к прояснению судьбы еще тысяч интер­нированных польских офицеров, следы которых теряются в районе Харькова и Бологое. Пока на обращения польской стороны по этим дополни­тельным вопросам мы вразумительных ответов не давали.

Видимо, нам не избежать объяснения с руковод­ством ПНР и польской общественностью по траги­ческим делам прошлого. Время в данном случае не выступает нашим союзником. Возможно, целесооб­разнее сказать, как реально было и кто конкретно виновен в случившемся, и на этом закрыть вопрос. Издержки такого образа действий в конечном сче­те были бы меньшими в сравнении с ущербом от нынешнего бездействия.

Проект постановления ЦК КПСС прилагается.

Э. Шеварднадзе, В. Фалин, В. Крючков 22 марта 1989 г.

Докладная записка В.М. Фалина М.С. Горбачеву.

22 февраля 1990 года

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Рядом советских историков (Зоря Ю.Н., Парсаданова B.C., Лебедева Н.С.), допущенных к фон­дам Особого архива и Центрального Государствен­ного архива Главного архивного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального Государственного архива Октябрьской революции, выявлены ранее неизвестные материалы Главного управления НКВД СССР по делам военноплен­ных и интернированных и Управления конвойных войск НКВД за 1939—1940 годы, имеющих отно­шение к т. н. катынскому делу.

Согласно этим материалам, на начало января 1940 года в лагерях Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных в Осташкове Калининской области, Козельске Смо­ленской области, Старобельское Ворошиловградской области находилось около 14 тыс. бывших польских граждан из числа офицеров армии и флота, сотрудников полиции и жандармерии, во­енных и гражданских чиновников, различного вида агентуры, а также военного духовенства.

Все эти лица (приказ НКВД № 00117 от 1939 года) не подлежали освобождению и отправке на родину. Вопрос об их судьбе рассматривался в несколько приемов. Имеются документы с резолюциями Берии и Меркулова ускорить следствие, подготовить мате­риалы на бывших работников карательных органов и разведки к рассмотрению на Особом совещании при НКВД СССР.

В апреле—мае 1940 года содержавшиеся во всех трех лагерях лица были этапированы в распоря­жение различных областных управлений НКВД. Списки составлялись централизованно и имели общую систему нумерации, каждый из них вклю­чал в среднем 100 человек, поступали регулярно, иногда по 4—5 списка в день. Об отправке еже­дневно докладывалось в Москву. Из числа этапи­руемых предписывалось исключать агентов-осве­домителей и лиц, представляющих оперативный интерес. В отличие от практики обычного переме­щения заключенных, начальником лагерей дава­лось указание в карточках на убывающих делать отметки лишь в лагерной картотеке («убыл по списку №... такого-то числа и месяца») без высыл­ки учетных карточек в центр.

Перед началом акции было дано распоряжение о введении почтового контроля и об изъятии всей входящей и исходящей корреспонденции. Запре­щалось давать какие-либо ответы на запросы о со­держащихся в лагерях. Все лагерные сотрудники были предупреждены о «хранении в строгом сек­рете места отправки» контингента.

После завершения акции все «дела» на выбыв­ших из лагерей интернированных были «закон­чены, надлежаще оформлены и сданы в архив 1 спецотдела НКВД». На новые контингенты, при­бывающие в лагеря, предписывалось завести «по линии учета и режима абсолютно новые дела». Позднее материалы Козельского и Осташковско­го лагерей были высланы для хранения в Главное управление, а материалы Старобельского лагеря уничтожены. Лица, содержавшиеся во всех трех лагерях до апреля—мая 1940 года, в статистичес­ких отчетах в дальнейшем не фигурировали.

Козельский и Старобельский лагеря впоследст­вии использовались для содержания лиц польской национальности, вывезенных из западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтики. Причем све­дения о прежнем контингенте этих лагерей от них тщательно скрывались. Здания Осташковского ла­геря в августе 1940 года были переданы краеведчес­кому музею.

Таким образом, документы из советских архи­вов позволяют даже в отсутствие приказов об их расстреле и захоронении проследить судьбу интер­нированных польских офицеров, содержавшихся в лагерях НКВД в Козельске, Старобельске и Осташкове. Выборочное пофамильное сопостав­ление списков на отправку из Козельского лаге­ря и списков опознания, составленных немцами весной 1943 года во время эксгумации, показа­ло наличие прямых совпадений, что является доказательством взаимосвязи наступивших со­бытий.

На базе новых документальных фактов советски­ми историками подготовлены материалы для пуб­ликации. Некоторые из них уже утверждены ред­коллегиями и приняты в производство. Выход в свет планируется на июнь—июль.

Появление таких публикаций создавало бы в из­вестном смысле новую ситуацию. Наш аргумент — в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии, — стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сто­рона, вряд ли позволит нам дальше придерживать­ся прежних версий и уклоняться от подведения черты. С учетом предстоящего 50-летия Катыни надо было бы так или иначе определяться в нашей позиции.

Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант:

Сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохра­нилищ нами не найдено прямых свидетельств (при­казов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Глав­ного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, ко­торые подвергают сомнению достоверность «докла­да Н. Бурденко». На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель поль­ских офицеров в районе Катыни дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова.