Василий Ирзабеков - Святая сила слова. Не предать родной язык

Гагарин перевернул мою маленькую жизнь, я вдруг осознал, что никогда до этого не мечтал по-настоящему. Все эти наши мальчишеские споры до хрипоты, до темноты о том, кто же важнее – танкист или ракетчик, – казались теперь нелепыми. Как это – кем быть? Космонавтом, и только космонавтом! Только вначале лётчиком. Потому как всякий раз, называя дорогое имя, перед этим говорил: «лётчик-космонавт». И значит, вначале на лётчика.

Это потом случится с нами, со всей страной нашей такая беда, что юноши в сочинениях на тему: «Кем бы ты хотел стать» напишут, что барменом. А мы, признаться, и слова-то такого не знали. Честно.

Помню, как резко отделили мы тогда от себя девочек. Эта мечта – не для них. Это – только для мужчин. Счастье, дозволение мечтать с нами заодно придёт к ним позже, его им подарит Валя Терешкова – и тоже первая, и тоже наша. Но это случится потом. А сейчас наш дворовый отряд подготовки в космонавты – это почти что рыцарский орден. Господи, как же мы изнуряли себя! Неужели в Звёздном городке тренировки жёстче? Штанга, турник, козёл – всё это красовалось отныне на середине крошечного двора, за всем этим выстраивалась очередь. В ту пору стало очень модным быть сильным, здоровым, закалённым. Куришь? Извини, тебе не с нами. С такой дыхалкой не место в нашем отряде космонавтов. И не ругаться, понятно? Космонавты не ругаются. Боже, какую же чистоту принёс нам, в наш тесный бакинский дворик этот молодой русский мужчина с вечно улыбающимися глазами, что родился где-то очень далеко отсюда, от песчаного каспийского берега – в деревне Клушино Гжатского района Смоленской области…

Святое имя георгий

Это сегодня, крестившись в православном русском храме, не перестаю удивляться и радоваться тому, как промыслительно возникает святое для русских имя

Георгий в самые важные, судьбоносные моменты отечественной истории. И это не только выдающийся маршал Георгий Жуков, в день памяти святого Георгия Победоносца подписавший договор о безоговорочной капитуляции нацистской Германии, а ещё и Юрий Гагарин, которого в русском храме поминают святым его именем – Георгий.

Как христианин знаю и стараюсь соблюдать заповеди, среди которых есть и та, что предостерегает не творить кумира. Но хочу признаться как на духу, потому как пятидесятилетний юбилей ко многому ведь обязывает: у меня был кумир, и вы его знаете.

Юрий Гагарин – это имя нашей победы. Это символ России – всегда молодой, сильной, сказочно красивой, улыбающейся одними глазами.

Впервые опубликовано в «Литературной газете» под названием «Победитель»

В какое парадоксальное время сподобил нас жить Господь! На морях уже вовсю привычно орудуют пираты,столь же привычно процветает работорговля,на территории страны работают десятки предприятий, на которых используется подневольныйтруд. Продолжить? А в Государственной думе России, вы только представьте, партия «верных ленинцев» требует вычеркнуть из государственного гимна слово «Бог»… К слову, если (не приведи Господи!) они сегодня пришли бы к власти, то убиенный московский священник Даниил Сысоев наверняка принял бы от их рук не меньшую, а, может, ещё более мучительную кару. Да-с…

Ещё совсем недавно, при жизни отца Даниила, да и теперь, когда его не стало, рядом с именем иерея неизменно и так привычно соседствует слово миссионер.Но почему именно с его именем? Впрочем, справедливости ради, как и с именами ещё нескольких, столь же дорогих нам отцов. Но разве ж миссионерство не есть Божие призывание каждого священника? Или наставление Господа: «идите и проповедуйте Евангелие всей твари» адресовалось лишь апостолам? Или этим миссионерам,согласитесь, всё же очень немногим, служителям Матери Церкви жизнь менее дорога, нежели их многочисленным собратьям?

Вспоминается беседа с архиепископом одной из наших северных епархий, когда Его Высокопреосвященство посетовал на то, что из сорока двух священнослужителей этого города в школы и больницы (к будущему нации и тяжко болящим) соглашаются идти только пять (!) священников. Дерзнул тогда попросить этого неравнодушного архипастыря передать им, чтоб не удивлялись, не обижались и уж никак не оскорблялись бы они действиями тех, кто, возможно, повстречает их самих, их детей и родственников, друзей и соседей в глухую полночь и в тёмной подворотне с кистенём в руке – ведь священники когда-то не пришли к ним…

Может, забыли мы, что живём сегодня в стране, где около пяти миллионов безнадзорных детей, а восемьдесят процентов выпускников детских домов регулярно пополняют тесные ряды криминальных структур, тоталитарных и сатанинских сект? Что среди молодёжи так много заблудших, но всё ёще готовых воспринять неравнодушное пастырское слово. Отец Даниил помнил об этом всегда. Знаю, что не принято говорить о возрасте священника, и понимаю, отчего это. Но всё равно – ему было всего-то тридцать пять (!). Так далеко до возраста «аксакала»…

В чём же тайна этого удивительного человека? Ответ нашёл я, листая любимого святителя Николая Сербского: «Попробуйте и вы, братья, дружить с Богом. Вам не достичь этого ни званием, ни умением, ни земной славой, ни богатством, но только добровольной заботой о других людях… Только носители большой и искренней заботы о других могут быть хранителями истинного благочестия, а самые заботливые – одновременно и самые снисходительные. Будьте сынами заботы и станете сынами Божиими. Станьте заботливыми братьями и станете друзьями Божиими. Создайте малое царство душ, о которых будете заботиться, и вы почувствуете в себе широту великих вождей и царей». И, наконец, самая важная мысль: «Знаете ценность свою? Она равна количеству людей, которые не могут жить без вашей заботы. Начните счёт с нуля…» У священника Даниила цифра эта зашкаливала…

Интересно, сколько батюшек назовём мы из числа тех, кто около полуночи (!) всё ещё в храме, кто из года в год, забывая уходить в отпуск, жертвует радостью общения с матушкой (к слову, талантливым человеком, автором интереснейшей книги «Записки попадьи») и тремя любимыми чадами ради тех многочисленных чад, что вверил ему Сам Господь. И считая это нормой, а не подвигом.

Гибель отца Даниила вызвала и продолжает вызывать так много мыслей и чувств, но не хочется общих мест и банальностей, пафоса и выспренности. Непростительно. Он воспарил, оставив чистый, нерассеянный, белоснежный шлейф… И неудобные вопросы, отвечать на которые многим из нас придётся, пожалуй, всю оставшуюся жизнь.