Василий Ирзабеков - Святая сила слова. Не предать родной язык

Однако сотрудничают(вот где проявляется сокровенный смысл этого слова) меж собой не только алтарники. Каждый из них в течение всего богослужения сотрудничает ещё и с диаконом, священниками, настоятелем. А как же иначе?! За стольким надо уследить этим церковнослужителям, чтобы помогать, не отвлекая священнослужителейот того главного, что происходит здесь и сейчас, ради чего собрались все эти верующие люди в церкви – от молитвы.

Тут не до амбиций

Ещё до начала службы надлежит возжечь лампады в храме, положить на аналой икону праздника, проследить за тем, чтобы в алтарь исправно поступали со свечного ящика и читались записки, а также пожертвованные свечи, готовить теплоту для причастия и нарезать просфоры, да так, чтобы всем хватило, чтобы, не приведи Господь, кто-то ушёл недовольный или обиженный. А ещё надо обладать умением во время Литургии, взяв благословение, выйти из алтаря и, встав перед амвоном, прочитать Апостол. А ещё выходить с диаконскими свечами на малый и большой входы, вовремя выносить на солею большие свечи, масло на по-лиелей, передавать вынутые просфоры на свечной ящик. А ещё исправно вносить имена для поминовений, сорокоустов в две большие тетради. И конечно же приготовить всё необходимое для водосвятного молебна. А также для Крещения, а, возможно, и венчания, которые начнутся сразу после службы. Не говоря уже о том, что поддержание образцовой чистоты и надлежащего порядка в алтаре – тоже всецело на плечах алтарников. Да разве всё перечислишь! А уж в дни подготовки к великим праздникам, к Пасхе…

И всё вполголоса, чуть не на цыпочках. Да, тут и в самом деле не до амбиций. Если же у кого-то они всё же прорезаются, такой в алтаре долго не задерживается.

Трогательно наблюдать, как в самом начале службы, когда на клиросе ещё читаются часы, стоят они рядком. В том числе и те, кому настоятель, возможно, годится по возрасту в сыновья, а иные мальчики, возможно, и во внуки. Но здесь и сейчас они абсолютно равны, и им надлежит исполнять то послушание, которое передаст им старший алтарник. Вот они застыли с вытянутыми вперёд руками, на которых аккуратно, на особенный строгий манер, сложены стихари, ожидая благословения священника.

Праздник мужского братства

…После окончания службы они выйдут из алтаря: кто к своей жене и детям, чтобы поздравить их с Причастием, а затем в воскресную школу, чтобы преподавать Закон Божий, а кто к маме, чтобы, наскоро потрапезничав, вместе поспешить в ту же школу, но уже в качестве ученика.

А из «привилегий», если это, конечно, можно считать привилегией, да и то лишь в некоторых приходах, исповедь в алтаре.

Так совместно проживут они ещё одну добрую половину очередного воскресного дня. Так не похожего на «день отдыха» многих их родных и знакомых, соседей по дому и однокашников. Проживут, так и не заметив, что помимо величайшего Таинства Евхаристии, стали – всего на несколько часов – сопричастниками ещё одного удивительного таинства. Имя ему, правда, не придумано, но разве в этом дело. То, что это подлинное чудо, у автора этих строк не вызывает и тени сомнения.

…Тихий и светлый праздник истинного мужского братства, мягкий отсвет Царства Небесного.

История эта приключилась в 1977 году, когда по окончании института я проходил срочную воинскую службу рядовым солдатом в жаркой Туркмении. В начале весны выпало мне сопровождать в компании трёх солдат из нашей роты радиолокационную станцию на профилактику в Куйбышев, ныне Самару. Радовался ещё и оттого, что можно было вырваться наконец за пределы небольшого военного городка с его заученными лицами на неведомые просторы, да ещё в сопровождении капитана Петрова. Это про таких, как он, Лермонтов написал когда-то: «отец солдатам».

Маршрут пролегал через Каспийское море на пароме через родной Баку, откуда недавно призвался. Вот всегда со мной так: просился в Сибирь, на Байкал, который часто снился мне тогда, а направили с точностью до наоборот, в горячие пески, в Красноводск. Обидно, я ведь призывался добровольно; у нас в семье все мужчины, начиная с прадеда, отдали долг армии. Правда, все они, как один, были кадровыми офицерами, а мне буквально через пять дней после получения диплома о высшем образовании предстояло оказаться в солдатском кубрике. Но меня это обстоятельство нисколько не смущало, наоборот, волновало и радовало, хотя сегодня это кому-то, быть может, покажется невероятным. Что касается распределения, то это, кажется, был как раз тот случай, когда судьба тихонько хихикает за твоей спиной. К слову, до Байкала я всё-таки добрался, но случилось это гораздо позже.

И вот уже в рюкзаке мягко позванивают банки из сухого пайка, позади пески, морской паром с изнурительной ночной качкой, мимолётная встреча с родными. И вот незабываемая поездка в наспех оборудованном под жильё товарном вагоне безо всяких удобств с собранной вручную буржуйкой, уголь для которой спешно набирали на редких остановках чуть не в охапку, и где постелью нам служила обыкновенная солома. В небольшом котелке, прикрученном проволокой к печной трубе, булькает нехитрое варево, мы с капитаном ведём долгие разговоры о поэзии Хайяма и Есенина. Другие часовые – это узбек, молдаванин и украинец, недавние школяры, которые, судя по всему, не были без ума от учёбы. Вот и выходит, что я, новоиспечённый филолог, самый старший и образованный из нашей солдатской братии, к тому времени уже женатый, представляю для командира больший интерес. Мы с ним, неравные по воинскому званию, выходит, ровня по жизни. Так, в разговорах, преодолеваем долгие, бесконечно унылые калмыцкие степи, длительные стоянки в тупиках, куда нас то и дело загоняли, чтобы пропустить другие составы. Я, как могу, изощряюсь в кулинарии на крошечном пространстве, пытаясь хоть как-то разнообразить ассортимент солдатского пайка, так гармонирующий с пейзажем, мелькающим за дверью товарняка.

Холодно. На очередной ночной стоянке к нам прицепили какие-то вагоны, которые, как с плохо скрываемым радостным возбуждением сообщила нам смена караула, оказались цистернами с портвейном. Их сопровождали в замечательно оборудованном (как выяснилось позже) уютном вагоне два грузина. Признаться, это новое обстоятельство добавило приятной нервозности в наш довольно однообразный быт. А тут ещё одна нечаянная радость: стоянка в дневное время на крошечной станции, и – вот она, истинная радость – с буфетом!

Наскоро скинулись по-братски, и капитан снарядил меня, как самого взрослого и надёжного, за «живыми» продуктами: свежим хлебом взамен галет, колбаской, сыром, сметаной. Только, говорит, будь внимательнее, состав может тронуться в любую минуту, мы ведь идём вне расписания.