Константин Мурзиди - Южный Урал, № 1

В полдень на реке синеют льдины…
Только ты, не в силах скрыть тоски,
Огорчённо смотришь на седины,
Тронутые пеною виски.

Тёплый ветер над тобою тужит:
Как ты долго милого ждала!..
И его коснулась злая стужа —
На висках сугробы намела.

Но пред чистым солнечным рассветом
Не беда, что рано — седина.
Безмятежно-светлым бабьим летом
Станет эта поздняя весна.

Воспоминаний путь жесток:
Горели хлебные суслоны
И уходили на восток
Суровым строем эшелоны.
А возле скорбных матерей,
Страдой военной опалённых,
Забыв утехи прежних дней,
Детишки плакали в вагонах.
Мы шли вдоль сумрачных дорог,
Где лес чернел в глухой печали,
Где плакал каждый стебелёк…
Но веры мы не потеряли.
И в самый горький час войны,
Когда Москве судьба грозила,
С кремлёвской каменной стены
Победа нас благословила.
Она пришла на наш порог,
Омытая героев кровью,
Она пришла со всех дорог
Литвы, Кавказа, Приднепровья…
И снова в полдень голубой
Смеётся весело ребёнок.
Покрылись сочною травой
Следы от бомбовых воронок,
На месте мёртвых городов
Белеют новые кварталы…
Наследьем воинских трудов
Весна цветущая настала.
Мы снова будем строить, жить,
Глядеть в лицо небесной шири,
С детьми и с песнями дружить…
Мы это счастье заслужили!

По кружкам разлито вино:
Простая глина — без прикрас,
Но сердце радости полно
И светит радугой оно
В глазах у каждого из нас.
Ещё свободная земля
Не позабыла злых обид.
Ещё нам не до хрусталя,
Но влаги светлая струя
И в кружке глиняной кипит.
Ещё нам не до серебра,
Чтоб украшать свои пиры,
Но к нам сама земля добра
И гордая Атач-гора
Подносит нам свои дары.
Так пусть же кружек стук глухой
Веселья нам не омрачит.
Над голубой Урал-рекой
Мы поднимаем тост такой,
Что в нём сама душа звучит.
Мы поднимаем тост за сталь,
За счастье жить, за верных жён,
За то, чтоб вновь звенел хрусталь,
А кружек глиняную старь
На память внукам сбережём.

Здесь не разила смерть прямой наводкой,
Не проносилась вихрем огневым
И не бродила тяжкою походкой,
Заглядывая к мёртвым и живым.
Но рядом с гордым жизни воплощеньем,
Где день и ночь рождается броня,
Чужой металл, поверженный в сраженьях,
Теперь лежит без силы и огня.
Лафеты, гусеницы, элероны…
Унылый лом! Но жизнь к нему добра.
Последний раз скрежещет, покорённый,
Он в челюстях железного копра.
Искромсанный, раздробленный на части,
Пройдя сквозь аммонал и огнерез,
Раздавленный стальной огромной пастью.
Рассчитанный шихтовщиком на вес,
Ложится в мульды выверенной грудой…
…Огни клубятся, словно ковыли,
И парень ясноглазый, чернокудрый,
Даёт команду мирную: — Вали!
Не он ли шёл до самого Востока,
Пыль Запада стряхнув с усталых ног?
Не он ли эту пару синих стёкол,
Сменил тогда на полевой бинокль?
Не по его ли яростной команде,
Вот эти танки обращались в лом,
А он кричал: — А ну, сильнее гряньте!
Ещё огня! Покрепче, поделом!
…Металл завален. Спущены заслонки,
Пять солнц сверкает в огненной печи,
Шестое — сверху волоконцем тонким
Роняет животворные лучи.
Вплетает серебристые косички,
В струящийся зеленоватый пар.
— Ещё огня! — по фронтовой привычке
Командует подручным сталевар.
Кипит металл, носивший смерть и темень.
Он вновь рождён, в нём сила бьёт ключом,
Чтоб одолеть пути, пространства, время,
А если надо — грозным стать мечом.

Не сложены ещё в народе сказы
Весёлых электрических огней,
Они слагаться будут много дней,
О юности, открытой всем ветрам,
О городе, Уральском самоцвете,
О городе, в который свежий ветер
Врывается, как песня, по утрам.
Но песня, хоть она и не распета,
Уже созрела, рвётся из груди,
И сколько света знает песня эта,
Огнём чудесной юности согрета,
И сколько в ней напевов впереди!
Она чуть-свет врывается с гудками
В могучую симфонию труда.
Её запев рокочет меж станками,
В ней говорит магнитная руда,
В ней сталь звенит — и огненною лавой
Уже клокочет древняя гора,
В ней возвещает воинская слава
Своё непобедимое «ура».
Её начало — в зелени предгорий
В тот самый год, когда степной курай
В последний раз о стародавнем горе
Оповестил привольный этот край.
И полетела песня без оглядки,
Покинула кочевья над водой,
Вспорхнула птицей в белые палатки,
Крылатой, беспокойной, молодой.
Потом приполз зубастый экскаватор.
И землю грыз, и лязгал, и стонал,
И содрогались скалы от раскатов,
Когда им гулко вторил аммонал.
Ошеломлённая гора внимала
И встала человеку на поклон.
Она в столетья видела немало,
Но не было такого испокон.
Металл рождался — гордый провозвестник,
Ещё досель невиданной борьбы,
И было тут начало новой песни
О властелине жизни и судьбы.

Прошли тяжёлым сумраком века…
Пускай расскажет вдумчивый историк
О том, как била первая кирка
В глухие недра сказочных предгорий;

Как наши предки проклинали свет
И лезли в шахты в кандалах тяжёлых,
Чтоб где-то рдело золото карет,
И жемчуг был на царственных камзолах.

Где ж было предкам славу обрести!
Мы им пришлись потомками по крови,
Но нам с тобой не титулы блюсти,
Сдувая пыль с забытых родословий.

Нам было с самой юности дано,
Как погорельцам, всё начать сначала,
И на плечах поднять перед страной
Ключи от недр могучего Урала.

Воспрянул он, суровый великан,
Рабочий, мастер и гвардеец-воин,
Друзьям на радость и на страх врагам,
Венка вселенной первого достоин.

Представь себе, веками отделясь
От нас, промасленных, повитых дымом,
Потомки будут пить из хрусталя
Янтарный сок своих плодов любимых…

Представь себе, что через сотни лет
Наш бурный век не порастёт забвеньем,
И самый чуткий тех времён поэт
О наших днях напишет с увлеченьем,

Напишет так, как будто подсмотрел
Людей в труде упорных и счастливых,
Напишет так, чтоб каждый стих горел
В своих стогранных, ярких переливах.

…Я всей душой люблю родной Урал
Не за его демидовские дали,
Но лишь за то, что он сегодня дал,
За то, что завтра будет на Урале.