Юрий Мухин - К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным

— На чем вы основываете такое обвинение герою той войны?

— Прощенному предателю.

Основываю на собственных показаниях Мерецкова на следствии, подтвержденных показаниями Павлова на суде.

— Но почему вы исключаете объяснения самого Мерецкова в его мемуарах, что это следователи НКВД били и заставили его подписать выдуманную ими ложь и оговорить себя?

— Бить-то они смогли бы… Да только у следователей не хватило бы ума и знаний, чтобы такое придумать, поскольку, к примеру, мобилизационный план, в котором Мерецков изменнически подменил данные, — это такая тайна, в подробности которой посвящено едва ли с десяток высших должностных лиц государства, в число которых следователи НКВД точно не входят.

Ну, тему о трусости кадрового офицерства Красной Армии давайте развивать не будем, пусть читатель сам прочтет о ней в моей книге «Если бы не генералы!». Кроме того, надо заметить, что подготовка командных кадров армии до войны велась крайне затратным и крайне неэффективным способом. Таковой она остается, кстати, и сегодня.

— Но ведь мы же войну выиграли, а не немцы!

— Да, но надо понимать, за счет кого и чего. Ведь заставлять воевать только честных генералов и офицеров было бы очень несправедливо: давать подонкам прятаться за спинами порядочных людей — это предавать порядочных людей. Что делать? Выход довольно простой — нужно к каждому генералу поставить специального человека, который бы следил за военными. Таких людей называли комиссарами.

Идея комиссаров ясна, а посему они появились впервые не в России. К примеру, в начале XIX века они были в армии США: «Комиссар — назначенный правительством в воинскую часть чиновник, в чьи обязанности входит следить за моральным и политическим духом военных» .

Надзор за командованием был главной функцией комиссаров. Второй их функцией была политическая воспитательная работа, т. е. комиссары должны были убедить всех, что перед Красной Армией поставлены справедливые и очень нужные народу цели. Как казалось Правительству СССР, в 1937–1938 годах армию очистили от предателей. Оставшимся генералам верили, посему в Правительстве СССР возникла эйфория доверия к генералам, и 12 августа 1940 года институт комиссаров в вооруженных силах был упразднен.

Но началась война, и почти сразу же выяснилось, что единоначалия в РККА как не было, так и нет, а начальствующий состав Красной Армии в очень большой своей массе сдает немцам и солдат, и страну. Кто-то из подлости, кто-то из трусости и малодушия, кто-то по всем причинам сразу. Советскому правительству деваться было некуда: пришлось плюнуть на декларируемое генералитетом единоначалие и вновь ввести надзирающих комиссаров. Сделано это было через три недели после начала войны, и просуществовали комиссары несколько больше года — до 9 октября 1942 года, когда комиссары в армии были вновь упразднены (на флоте чуть позже), на этот раз навсегда. Начинал войну в должности главного комиссара уникальный человек по своей честности и уму — Лев Захарович Мехлис.

— Но ведь его почти все генералы Красной Армии считают глупым самодуром!

— Ну и что? Это характеризует не Мехлиса, это характеризует этих генералов. Умных уважают умные, великих людей уважают великие, а глупцы ненавидят умных, точно так же как и ничего не представляющая собой подлая мелочь люто ненавидит великих людей. Иначе ведь не объяснишь, почему Черчилль пишет о Сталине с величайшим уважением, а какая-то шавка, о которой забудут через день и навсегда, как только она исчезнет с экрана телевизора, поливает Сталина грязью изо всех сил.

Что конкретно мог сделать Мехлис в условиях 1941 года? Все судят по себе, и он не исключение. Он — коммунист, он — комиссар, он видел, что в его присутствии солдаты чувствуют себя увереннее. Какой отсюда мог последовать вывод? Один — насытить фронт коммунистами и политработниками. И, как отмечает биограф Мехлиса Юрий Рубцов, где бы ни был Мехлис, — а он с началом войны находился на самых тяжелых и ответственных фронтах, — он начинал свою работу по укреплению войск с насыщения их политбойцами, т. е. добровольцами-коммунистами и политработниками, энергично вычищая от последних тылы и посылая их поближе к фронту.

Однако понуждение советских генералов и офицеров к исполнению своего долга перед Родиной — это еще не вся комиссарская работа. И Мехлис, само собой, уделял огромное внимание быту советских солдат, чем вызвал к себе злобную ненависть интендантов Красной Армии, и ее главного интенданта, начальника тыла РККА генерала Хрулева. Именно от него, между прочим, шли самые гнусные инсинуации в адрес Мехлиса.

— Но ведь ни в одной из других воевавших стран комиссаров не было.

— Строго говоря, многие из воевавших стран за это поплатились, той же Польше нелишними были бы комиссары. В данном случае можно прислушаться к мнению наших противников.

Надо бы начать с приказа Гитлера не брать комиссаров и политруков в плен и расстреливать их на месте. Но этот приказ был дан до войны, боевого значения комиссаров немцы еще не знали и уничтожать их предполагали сугубо как политических противников.

В ноябре 1942 года командующий немецкой 2-й танковой группой Гейнц Гудериан на основе разведданных подготовил доклад о РККА. В нем есть такие выводы:

«д) Общая оценка.

В общем высшее и среднее командование, оказавшееся более подвижным, чем его первоначально считали, все время пытается вырвать инициативу и взять ее в свои руки.

Низшее командование ни в какой степени не соответствует предъявляемым к нему требованиям.

Повсюду душой сопротивления является политическое руководство, проявляющееся здесь со всей силой» .

Специалист по пропаганде, работник имперского министерства иностранных дел гитлеровской Германии оберштурмбаннфюрер СС Шмидт, ставший после войны немецким военным историком, писавшим под псевдонимом Пауль Карель (Карелл), в своем труде «Восточный фронт» осмыслил роль комиссаров так:

«…Однако немецкое Верховное главнокомандование не заметило перемен. Насколько оно цеплялось за свое ошибочное представление о солдате-красноармейце, показывала недооценка и клевета на политработников советской армии. Хотя в начале войны роль комиссара, возможно, и была неопределенной, со времени Курской битвы он все больше и больше воспринимался бойцами и командирами как опора в борьбе с недальновидными начальниками, бестолковыми бюрократами и духом трусливого пораженчества.

…В действительности комиссары были политически активные и надежные солдаты, чей общий уровень образования был выше, чем у большинства советских офицеров…Чтобы соответствовать такому уровню требований, корпус политработников, естественно, должен состоять из жестких людей, преданных власти, и в первой половине войны эти люди, как правило, составляли главную движущую силу советского сопротивления и твердо следили за тем, чтобы войска сражались до последней капли крови. Они могли быть безжалостными, но в большинстве случаев они не жалели и себя».