Миша Гленни - Теневые владыки. Кто управляет миром

Борис Тарасюк был министром иностранных дел всего несколько месяцев, до того, как первое «оранжевое» правительство распалось под действием взаимных обвинений и ухудшающейся экономической ситуации (чему не в последнюю очередь способствовали энергетические «санкции», введенные Москвой). Один проницательный аналитик по Приднестровью отметил, что способность Москвы диктовать свою политику «ближнему зарубежью» (и тем самым поддерживать режимы-изгои наподобие Тирасполя) значительно выросла с тех пор, как президент Путин взял в свои руки контроль над российским энергетическим сектором, который стал средством навязывания российской внешнеполитической воли. «Поскольку 60% энергетики Евросоюза зависит от Российской Федерации, а в его планах есть более насущные задачи, чем урегулирование конфликтов, у него нет реальных возможностей для того, чтобы оказать давление на Россию», – пишет этот аналитик.

В качестве главы Футбольной Федерации Молдовы Павел Чобану, в общем и целом, демонстрирует нейтральное отношение к важному матчу между «Шерифом» и «Зимбру». Но все же он улыбается, когда мы возвращаемся в Кишинев после убедительной победы «Шерифа» со счетом 3:0 (у клуба это десятая победа из десяти игр в сезоне). «Цель Гусана – вывести «Шериф» в финальный этап Еврокубка, – говорит мне Чобану. – Думаю, мы достигнем этого за пару лет». Это и впрямь смелые амбиции, особенно если учесть, что на грандиозном стадионе присутствовало всего-навсего 4 тыс. человек, хотя на эту игру, которая считается главной в сезоне, сюда вполне могло бы прийти впятеро больше. «Господин Гусан сегодня очень счастлив. У него сегодня день рождения, он поехал на охоту и подстрелил кабана. А сейчас он выиграл со счетом «три-ноль». Он очень много делает для молдавского футбола».

Граница между Израилем и Египтом едва различима. Я разглядываю громоздкий забор из колючей проволоки, отделяющий пустыню Негев от северной части Синая, и удивляюсь: как такая страна, как Израиль, столь пекущаяся о собственной безопасности, допускает столь свободное проникновение на свою территорию из арабской страны? Полиция заверяет меня, что регулярно патрулирует границу, однако, проезжая по ее северной части, в сторону южных районов Газы, я не вижу ни души.

Но вскоре замечаю: метрах в двухстах передо мной торжественно вздымаются две верблюжьи головы. Верблюды направляются из Египта в Израиль, ведомые группой подростков, двумя наездниками и двумя проводниками. Животные по самые горбы нагружены контрабандными товарами, вероятнее всего, сигаретами или наркотиками, которые для этих пограничных контрабандистов являются хлебом насущным. При виде моей машины мальчиков охватывает страх, и они принимаются яростно хлестать прутьями своих крупных животных, гоня их к пикапу без номеров, и вскоре в покрытой дюнами пустыне Негев растворяются все – мальчики, верблюды и машина.

Хотя эти контрабандисты в глазах израильского государства являются преступниками, они тем не менее продолжают традиции кочевничества, которые уже практически умерли среди бедуинов Негева. Строго говоря, они искажают древнее наследие. Когда в 1948 году был основан Израиль, 90% бедуинов занимались кочевой или полукочевой экономической деятельностью, почти исключительно примитивной. Но с тех пор Израиль постарался в несколько приемов загнать примерно 100 тыс. бедуинов Негева в семь городских поселений на северо-западе пустыни. В результате статистика изменилась в обратном соотношении: 90% бедуинов работает теперь в таких низкооплачиваемых отраслях промышленности, как строительство, или в растущем, хотя и бедном частном секторе. Значительное же количество из тех 10%, которые там не заняты, занимается контрабандой (эта прибыльная деятельность мирно уживается с огородничеством).

Бедуины-подростки с контрабандой пересекают границу между Израилем и Египтом в пустыне Негев.

По региональным меркам, Израиль располагает в сфере безопасности огромными ресурсами, однако и они не безграничны. Поэтому бедуинские крестьяне используют свое непревзойденное знание пустынного ландшафта, чтобы стать незаменимым звеном в такой отрасли, как контрабанда незаконных товаров и услуг для израильских потребителей.

В большинстве сообществ с племенной организацией, вынужденных в последние полвека иметь дело с современным государством, традиционный образ жизни вступил в полосу полного упадка. Прекрасным примером тому являются бедуины. Эти кочевники Негева, как и бушмены Южной Африки, коренные народы Ириан-Джайи [11] , или инуиты [12] Арктики, сохранили мощную культурную память, которая, впрочем, уже утратила реальную связь с социально-экономическим укладом их жизни. Как можно быть кочевником в пустыне, где раскинулись огромные частные фермы, вроде той, что принадлежала Ариэлю Шарону? Результаты во всем мире одни и те же: коренные народы демонстрируют относительно высокий коэффициент рождаемости, детской смертности и уровень неграмотности.

Поэтому едва мерцающий светоч коллективной памяти своего народа несут эти молодые наездники-бедуины, занимающиеся контрабандой. Работа у них куда более интересная и разнообразная, чем любая из тех немногих, которые ожидают их в поселениях, а это означает, что они сохраняют связь со своими сородичами по ту сторону границы, в Синае. Кроме того, эта специальность становится все более востребованной, о чем свидетельствует рост наркомании среди бедуинов. Сообщества, из которых выходят контрабандисты, переправляющие наркотики по суше – например, албанцы, бедуины или таджики, – обычно отличаются хронически высоким уровнем наркомании. Однако причины для развития в Негеве этого незаконного промысла коренятся главным образом не в самих бедуинах, – его породила та группа иммигрантов, которые стали прибывать в Израиль 15 лет назад – русские.

Когда Советский Союз распался, а экономики порожденных им государств пошли вразнос, для огромного большинства бывших советских людей будущее выглядело нестабильным и пугающим. Если бандитский капитализм казался ужасным и в Москве, то что говорить о простых людях, живших на периферии, особенно на Кавказе, где война, общественная нестабильность и откровенный бандитизм превращали в опасные вылазки даже заурядные походы в магазин.

Как-то холодным зимним вечером 1991 года режиссер-документалист Александр Гентелев спешил домой с работы. Махачкала, столица Дагестана, в которой он жил, была исключительно диким местом. Режиссер все еще не отошел от потрясения после вчерашнего заказного убийства своего доброго друга, который оставил медицину, чтобы поучаствовать в местной политике. «Когда он садился в машину, по нему открыли огонь с двух сторон. Он получил шестьдесят пуль, – вспоминал Гентелев. – У меня-то не было причин ожидать, что они придут и за мной. Но я ошибался».