Журнал Русская жизнь - Коммерция (август 2007)

Обратно из Рима мы летели ночным полупустым рейсом. Мой приятель читал La Stampa и время от времени коротко комментировал борьбу сторонников Проди со сторонниками Берлускони. Радовало его только одно: Карло Адзелио Чампи, дряхлый старикан, одной ногой стоящий в могиле, наконец-то освободил пост президента, а значит, моложавый и энергичный Берлускони может его занять, если все же не вернется в премьерское кресло.

После этой поездки я на несколько месяцев потеряла приятеля из виду. А потом мы случайно встретились на каком-то светском мероприятии. Он направился ко мне через весь зал, подхватив с фуршетного стола два стакана виски. Я ждала, что он спросит, написала ли я статью про Иларио, и перебирала в уме уважительные причины. Но на Иларио не было и намека. Вместо этого он рассказал мне о портфельном инвесторе, приходившем просить прощения. Инвестор извинился, они выпили граппы за примирение, завязался непринужденный разговор. Урия Хип поведал моему бизнесмену странную историю. Дескать, ездил он в Милан по приглашению друзей-финансистов, попал на частную вечеринку. Там же оказался известный на весь мир итальянский дизайнер одежды. Они выпили, разговорились. «В чем секрет вашего успеха?» - спросил портфельный инвестор, хлопая рыжеватыми ресницами. Итальянец посмотрел на него в упор прекрасными пьяными глазами и сказал: «Я вор». Запах дорогого парфюма смешивался с запахом превосходного алкоголя. Инвестор счел правильным вежливо рассмеяться. «Вор, - подтвердил итальянец. - Это мой бизнес. Все свои идеи я черпаю на блошиных рынках Юго-Восточной Азии. Я много путешествую. Когда я вижу что-нибудь незнакомое, оригинальное, новое, то сразу срисовываю это в блокнот. Потом возвращаюсь в Милан и копирую. Это стоит огромных денег - благодаря моему имени. Это хорошо. Как минимум я популяризатор свежих идей». Видно было, что портфельный инвестор явился к моему капиталисту не столько для того, чтобы извиниться за сардельки. Он пришел, чтобы рассказать об этом разговоре. Он и предположить не мог, что дело обстоит именно таким образом. И очень надеялся, что миланский дизайнер пошутил. В противном случае картина жизни неприятно переворачивалась: многократно обманутый академик РАН ходил в настоящей финской дубленке, привезенной из советской командировки, а ловкий обманщик Урия Хип - в фальшивых дизайнерских пиджаках. Разговор между портфельным инвестором и его соседом-бизнесменом срочно нуждался в смене темы. Тему сменили: личные финансы продавца ювелирных изделий вернулись в управляющую компанию владельца однокомнатной квартиры в центре Москвы.

Еще через пару месяцев бизнесмен-эксцентрик позвонил мне снова. Его пригласили в Стамбул на встречу с крупнейшим турецким бизнесменом и меценатом, знатным попечителем оперы. Турка, впрочем, мало интересовала музыка - куда большее внимание он уделял тому, во что одеты певцы, выписывал для них лучших специалистов по истории костюма, дорогих стилистов и визажистов. Теперь ему захотелось, чтобы бриллианты и кольца на исполнителях были настоящими и самого лучшего качества. Продукция Иларио для этого вполне подходила, но итальянец в Стамбул лететь не пожелал, сослался на неотложные дела в Париже - или в самом деле не смог и официально наделил своего российского партнера всеми необходимыми полномочиями для ведения переговоров с турецкой стороной. А тот, в свою очередь, сказал мне: «Ты же разбираешься в музыке. Ювелирное дело - такое же сложное искусство, как и опера. Надо с твоей помощью пустить пыль в глаза этому бабаю и продавить самые выгодные цацки. Шутка! Ха-ха!» Мы полетели. Стамбульский меценат встретил нас в кабинете, всю стену которого занимало волчье лицо первого президента Турции Кемаля Ататюрка. Переговоры прошли успешно, меценат пошевелил холеными толстыми пальцами и сказал, что вплоть до самого отъезда лимузин с шофером находится в нашем полном распоряжении. За обедом, уписывая суп из бычьих хвостов, мой приятель-ювелир вдруг заявил: «Мне говорили, тут очень крутой рынок. Поехали, посмотрим!» Имелся в виду знаменитый Гранд-базар Капалы-Чарши - гигантское сооружение со сводчатыми потолками, до отказа заполненное продукцией турецкой легкой промышленности.

Чем дальше мы углублялись в торговые ряды, тем растеряннее чувствовал себя мой спутник. Дело в том, что все вокруг было турецкое и одновременно ничто турецким не было. Ассортимент рынка Капалы-Чарши - от мужских носков до дамских сумочек - целиком состоял из продукции лучших мировых брендов. Gucci, Versace, Cerruti, Dolce Gabbana, Armani, Calvin Klein, Baldessarini, BVLGARI, Boss, Canali, Corneliani - тут имелось абсолютно все. Ни на одном предмете при этом нельзя было остановить взгляд - иначе продавец выскакивал из своего укрытия, хватал покупателя за руку и с криком «I’ll make you a very good price!» увлекал за собой. Товары были стопроцентно поддельными, и вместе с тем нигде в мире было не найти более честной торговой точки. Турецкие продавцы, как заведенные автоматы, произносили тексты, складности которых мог бы позавидовать любой составитель пресс-релизов. В Капалы-Чарши впору было открывать курсы по маркетингу. Не купить вообще ничего было невозможно. Мой приятель не устоял. Он приобрел у какого-то особенно настырного турка брючный ремень из страусиной кожи с серебряной пряжкой. Ремень стоил 50 долларов. Я попробовала поторговаться. Продавец, сверкая глазами, запальчиво сообщил, сколь редкой и дорогой птицей является страус и каким благородным металлом считается серебро, но в цене все же уступил: за 40 долларов ремень перешел в собственность моего приятеля, который немедленно и с удовольствием примерил его. В аэропорту при прохождении паспортного контроля ремень, однако, пришлось снять. И тут нежная кожа страуса вдруг оглушительно лопнула. Отскочившая пряжка запрыгала по керамическому полу. Турецкий пограничник прыснул. Торговец ювелирными изделиями смутился. Сейчас этот ремень висит у него в кабинете на гвозде, рядом с полкой, на которой по-прежнему стоит книга «Сокровища Ватикана».

История потребления от Брежнева до наших дней

Два нуля - это нужник. Наверное, это западные, сияющие чистотой туалеты (не то что наши нужники) снабжались еще и этими самыми нулями, для красоты. Я читал про два нуля в переводных книжках.

Читать приятно. Продавленный диван, на рыхлой тряпочной шкуре которого я, маленький еще, пытался вышивать крестиком. Меня не ругали: диван был старый, дачный, испортил и испортил. Беречь нужно только книжки. Их приходится «доставать». Особенно переводные.