Журнал Русская жизнь - Русский бог (декабрь 2007)

Папа не только кино хотел заниматься, у него было много планов. Он скупил почти всю Новую Деревню. Там была очень болотистая земля, а папа хотел все осушить и превратить эти места в образцовое хозяйство. Изобрел специально для этого большой электрический плуг. Он как раз Блока просил порекомендовать ему хорошего чертежника, чтобы этот плуг сделать. Но Блок никого не прислал, а тут уже началась революция, и папу арестовали. Выручили его сотрудники нашего оркестра, которые в «Ниагаре» играли. Поручились, что он не эксплуататор. Так что его выпустили все-таки.

В революцию вообще было страшно. Мама все время боялась за нас. На крышах домов тогда стояли пулеметы, в том числе и на нашей. Стреляли. Мама боялась, что снаряд попадет в окно и убьет кого-нибудь. Поэтому из комнат она нас выселила. Я спала в корыте в коридоре, а сестра моя Муся спала в ванной на грязном белье. Сколько это продолжалось, я не помню, но какое-то время мы так жили. Один раз к нам в разгар боев пришел знакомый околоточный, не помню, как его звали. За ним гнались. Он говорит: «Спрячьте меня!» Но мама испугалась, ведь дети в доме: «Я не могу вас спрятать, но могу провести вас через квартиру на черный ход». А те, кто за ним гнался, через несколько минут врываются: «Мы видели, что он к вам зашел, выдавайте его!». И начали квартиру обыскивать. Тут нет, там нет. А в маминой комнате, в эркере, стояла большая банка варенья, прикрытая шторой. Они обрадовались: «Вот он!» Мама спокойно отвечает: «Это варенье, посмотрите сами». Так они и ушли ни с чем. А околоточный спасся, мама его выручила.

Потом в Петрограде начались перебои с продовольствием. Белые булочки выдавали только детям в праздничные дни, на Дворцовой пощади. Мой брат, Миша, ездил за этими булочками. Сахар мы стали колоть щипчиками на маленькие кусочки, чтобы пить вприкуску.

Наконец, мама сказали: «Все! Надоело мне так жить, поедем на Украину. Там посытнее будет». Билеты было очень трудно достать, но как-то брат Миша их достал, он на флоте служил, по военной линии можно было. Поезд штурмовали - меня просто через окно засунули в вагон, на столик. И я так и ехала на этом столике. Пересесть уже некуда было, вагон был забит битком. И вот станция Бахмач. Ночь. Команда: «Кто с детьми, выгружайтесь на вокзал, будет нападение». Какие-то бандиты собрались поезд захватить. Я уже не помню, кто именно, тогда этих банд много было. Потом поехали дальше. В итоге остановились на станции Нежин Черниговской губернии. Выгружаемся. Было нас пятеро: мама, Тезочка, брат Николай, Мария и я. Что делать дальше, непонятно. Кто-то посоветовал маме идти на базар и найти там крестьянина с подводой, чтобы он нас довез до какой-нибудь деревни. Мама так и сделала. Нашла там женщину, очень милую и добрую, из деревни Филевка, которая в восьми километрах от станции Нежин. Мы погрузились к ней в подводу и поехали в Филевку. Она говорит: «Вы видите, что у нас одна хата. Я вас могу только на время взять, пока вы найдете что-то еще». Нас, детей, оставили у нее, а мама с Тезочкой пошли по соседним деревням, искать, где нам жить. Нашли в нескольких километрах село Талалаевка. Огромное, с церковью, с имением. Там мы и остановились.

Сначала мы поселились в богатом доме, с огромным садом. Хозяин, правда, сразу сказал: «В сад ни ногой. Когда я захочу, я сам вас угощу. Это вы нам революцию сделали, босота петроградская». Мы у него долго не прожили, конечно. Очень тяжелый человек был. Мама потом нашла на краю села помещение, у кузнеца. А этот богач иногда в праздник все-таки приносил нам фрукты в подарок.

Жилось нелегко. Деревенские на керенки ничего не продавали. Пришлось искать подспорье. В «Ниагаре» помимо фильмов показывали спектакли-миниатюры. Аренда костюмов стоила дорого, и папа, чтобы сэкономить, открыл свою костюмерную мастерскую. Я туда очень любила ходить, чего там только не было. Польские костюмы с меховой опушкой, боярские костюмы, атлас, бархат… Изумительные ткани! А теперь папа набивал этими костюмами мешки и посылал нам на Украину. Мы с сестрой их распарывали, а мама шила из них очипки - шапочки, которые носят замужние женщины. Этими очипками мы и кормились, меняли их на продукты. Кто топленого молока крынку принесет, кто сала кусок, кто овощей каких-то. А керенки у них не шли. Один раз только удалось нам что-то купить на керенки, когда мама заболела сыпным тифом. Есть было нечего, я надела валенки и пошла по деревне: «Пожалуйста, продайте кусочек сала, у меня мама тяжело больна, нечем заправить борщ!» - «Керенки? Нет-нет-нет!». Один дом - нет, другой - нет… Только один старичок в конце концов вынес немножечко сала, пожалел ребенка. Но керенку взял. А потом мама поправилась, стали мы опять костюмами жить.

Потихоньку стала жизнь налаживаться. Коля устроился работать в волости писарем - он учился в Петрограде в коммерческом училище, и у него был изумительно красивый почерк. Тезочка тоже там была каким-то делопроизводителем. Ну и мама шила. А потом еще и папа приехал. На последнюю золотую десятку купил нам поросенка, я его пасла все лето.

Мы с Марией пошли в школу. Программа школьная менялась в зависимости от того, кому принадлежала деревня. Пришел Деникин - у нас Закон Божий. Проходит сколько-то времени, Деникина сменяют националисты. Закона Божьего больше нет, зато все преподают на украинском языке. И так далее. Потом пришли красные. К нам на постой определили трех питерцев - мы были так рады говорить на русском языке, с земляками.

А на следующий день я иду из школы, смотрю: телеги едут. Что-то на них нагружено, до земли. Следующая, еще одна… И тут я вижу - руки, ноги висят. Трупы везут. Махновцы всех красноармейцев побили. Представляете? Еще вчера мы с ними пили чай, вспоминали Питер, а теперь они мертвые, на телеге…

Махновцы тоже долго не продержались, и их из деревни выгнали.

А потом приехал Михаил Адрианович. Как я кинулась к нему на шею: «Мишенька, Мишенька!» - а сама рыдаю. Миша был мой любимый брат, мы были очень похожи. Я так по нему соскучилась, да и надоела уже эта жизнь, конечно. А он говорит: «Хватит плакать, я приехал за вами». Он же был военный, их откуда-то перевозили в теплушках. И вот Миша договорился со своей «братвой», как они говорили, что они нас в теплушку возьмут. Мы быстренько собрались, пока состав стоял на станции, и поехали. Тезочка только осталась на Украине, она к тому времени вышла замуж за какого-то красного командира, у нее уже дочка родилась.

В Чернигове наш состав досматривали, проверяли, чтобы не было мешочников. Правило было такое: позволяли провезти с собой столько добра, сколько сам можешь унести. И вот даже на меня повесили мешок с пшеном - до самого пола. Я иду, он меня бьет по ногам, тяжело ужасно. Но что делать? Надо суметь. Мама говорит: «Тамарочка, ради бога, пройди контроль!» И я снесла. Справилась. Вот так мы ехали в Питер.