Журнал Русская жизнь - 1968 (май 2008)

Эпидемия сиквелизации тоже связана именно с омоложением среднего зрителя: вопреки расхожим убеждениям, детское сознание предельно консервативно - в знакомой упаковке стандартный ребенок сожрет любые помои (потому и «Макдональдс» давно идентифицировался как ювенильное царство). Внимательный взгляд на любую схему, выдержавшую многоразовое продолжение, обнаружит ее подростковую ориентацию: «Пираты Карибского моря», «Гарри Поттеры», «Смертельные оружия» с «Крепкими орешками», малолетские ужастики «Кошмар на улице Вязов», «Пятница, 13», «Восставшие из ада» и нескончаемые эпопеи о живых мертвецах, серийные топлесс-комедии от «Горячей жевательной резинки» до «Муравьев в штанах», бэтмены, рэмбы, голые пистолеты и черепашки-ниндзя - это все вам, малыши. Отчаявшись наскрести антагонистов на третью серию «Неуловимых», Эдмонд Кеосаян в «Короне Российской империи» оживил всех лиходеев, убитых серией раньше, - это было уже форменное шествие живых мертвецов. А без негодяев никуда - на том погорела Алиса из будущего: окрыленные зрительскими авансами отцы алисомании сделали продолжение «Лиловый шар» - беззубое, бесконфликтное и вегетариански назидательное, как половина остальных романов Кира Булычева. Да и девчачий сексапил плавно перетекал в девичий, а это уже совсем другая аудитория, Гарри Поттер знает.

Благородный закат титанов авторского кино также был связан с постепенным отмиранием взрослой аудитории: в мире 80-х и 90-х просто некому было смотреть новые фильмы Бергмана и Куросавы, не говоря уже о стухшем в самоповторах Феллини. Новое модное кино - все эти «Самаритянки», «Крысятники», «Бассейны» и «Лабиринты фавна» - без остатка адресовалось продвинутым девочкам (ибо продвинутых мальчиков не существует в природе).

Родившись сразу после войны, с приходом на экран скрытых мотиваций и фрейдовского подсознания, взрослый кинематограф почил естественной смертью за ненадобностью, лет на 20 опередив своих жрецов. Неудавшийся суицид Куросавы в конце 60-х, преждевременная смерть Фасбиндера, Тарковского и Трюффо между 82-м и 86-м только конституировали процесс. В 91-м до срока скончалась тихая звездочка Ли Ремик, ответившая на вопрос о причинах ухода из кино: «Когда в мире опять начнут снимать для взрослых, я тотчас вернусь». Не вышло.

Кино стало детским. Литература стала детской. Несимфоническая музыка детской была всегда. Школа и вуз, авторитарные в силу своей природы и обязанные такими быть, теряют последние рычаги принуждения. Дети год за годом узурпируют взрослый праздник Победы, обращая памятные концерты в песенно-плясочную веселуху под девизом «Наши предки воевали, чтоб у всех был позитив». Центральной персоной века становится даже не подросток, а дитя, молодеющее с каждым годом.

Впрочем, фатальных прогнозов не будет. Войны и эпидемии, помнится, молниеносно лечили мир от глупости и потачек малолетним (ушлый Спилберг и здесь поспел раньше всех, сняв о том «Войну миров»). Да, сегодня белое меньшинство, расстающееся со званием «человечества», тяжело больно детством. Но не смертельно. Либо посредством войны, мора или сплошной террористической анархии оно излечится - либо капитулирует перед желтой расой, не абсолютизирующей демократию и свято блюдущей возрастную субординацию силы и знания.

Дольше века ждать не придется.

Латинский квартал глазами одного актера

Во всей этой истории с парижским маем 68-го года даже неловко кому-то симпатизировать - особенно теперь, когда сильно задним числом более-менее ясно, что люди с одной стороны баррикад дискредитируют идеалы, люди с другой стороны идеализируют дискредитацию, - а в общем, фарцуют все, и каждое слово (идеалы, баррикады, дискредитация) этих ходячих спойлеров давно пора из соображений элементарной вежливости обнести кавычками, и поделом. Есть еще и третий тип - те, что «над схваткой». Эти, пожалуй, самые отвратительные - снисходительно попыхивая вечной трубкой, они придирчиво посматривают по обе стороны, принимая за высшую мудрость обыкновенную лень. Меж тем по-настоящему посторонним может считать себя лишь тот, кто поневоле находится в гуще событий. В 68-м году такой персонаж был. Звали его по-разному, но играл его всю дорогу Жан-Пьер Лео.

Осмысленный и щадящий бунт 1968 года обрел в лице Лео свою самую выгодную эмблему. Его фотографии хорошо бы смотрелись на ветровом стекле в ч/б формате - едва ли на внедорожнике, но вот если Mini или Smart, то в самый раз. Безумный арлекин Жан-Пьер с его удивительным умением дать слабину одним движением бровей сумел воплотить вопиющую несерьезность намерений в сочетании с желторотой истовостью. Он, конечно, прекрасен, но какой-то лакричной красотой. Изнежен, но порывист. Гадок, но не противен. «Ненадежен, как мартовский лед», хе-хе, но не подл. Простенькая и всюду одинаковая манера игры - отсутствующий взгляд похотливого эльфа, smart-дерзость, mini-возвышенность, муштрованный дилетантизм, пылкая немочь. При этом изображает он, в общем-то, пустое место, «дисциплинарное тело», которое служит в армии, ходит на незавидную службу, женится, изменяет, заводит детей, красит цветы на продажу. Именно такое создание, чье молчаливое согласие мало чем отличается от многословного протеста, и должно было объяснить все про искомую революцию.

Массовая музыкальная культура Франции тех лет - это, в сущности, имитация, но с большим самомнением. В 64-м году Marie Claire вышел с обложкой, на которой значилась Сильви Вартан с надутыми губами, обиженный вынос гласил: «Американцы говорят, что мы все делаем, как они». В этой фешенебельной невсамделишности крылся огромный шарм - Франция копировала, огрызаясь. Так, у Дютронка была в те годы весьма убийственная (в музыкальном отношении) песня-потешка про хиппи и их новую философию. Обладатель волчьих глаз Джонни Холлидей тоже высказывался в том духе, что, мол, волос долог, ум короток etc. Персонаж Лео был, в сущности, таким же - например, в «Мужском и женском» он не знает, кто такой Боб Дилан (а это 66-й год), что не мешает ему малевать на двери туалета «Долой республику трусов!» Хотя по сюжету иных фильмов он работает в магазине грампластинок (а в «Семейном очаге» соблазняет продавщицу оттуда же), актуальный бит его не слишком занимает - достаточно прислушаться к тому, что звучит в фильмах с его участием. Шанталь Гойя, Шарль Трене, Ален Сушон - про такое точно не скажешь «слушайте музыку революции!» В новелле «Антуан и Колетт» он, правда, отправляется на авангардный концерт (кажется, это был Пьер Анри, могу ошибаться, давно смотрел) - но это ему не идет впрок. В «Мужском и женском» он с вызовом слушает классику - революционер с фугой в кармане.