Дмитрий Павлов - На пути к Цусиме

Напряжение в отношениях между Россией и Великобританией сразу заметно спало; вечером 20 октября (2 ноября) в Лондоне было объявлено о прекращении мобилизации морских и сухопутных резервистов, следующим утром командующий флотом Канала получил приказ Адмиралтейства прекратить преследование русской эскадры — теперь задача следить за ней была возложена на британских консулов в Африке, а также на старшего морского начальника отряда у мыса Доброй Надежды [172] F. O. R. C. 65/1730. Р. 348; 65/1731. Р. 373, 374. — Конфиденциальные телеграммы Адмиралтейства командующему флотом Канала в Гибралтар (Лондон, 3 ноября 1904 г.), командующему эскадрой у мыса Доброй Надежды и в Форин Офис (Лондон, 17 ноября 1904 г.). . 3 ноября лондонский корреспондент «Нового времени» вместе с президентом Ассоциации зарубежной прессы («Foreign Press Association», London) направили издателю «Times» благодарственное письмо за дружелюбный к России тон последних публикаций его газеты в связи с решением об образовании международной комиссии для расследования «гулльского инцидента» [173] The Times. 1904. November № 37543. P. 8. . Возвращаясь к этим драматическим событиям в начале 1905 г., та же «Times» приписала «улажение столь опасного для мира происшествия прямоте и искренности обоих правительств, а также драгоценному созданию Гаагской конференцией аппарата для мирного решения международных разногласий. Без этого столкновение неминуемо привело бы к войне» [174] Цит. по: Новое время. 1905. 2(15) февраля. № 10385. С. 2. . Напоминать читателям о том, что инициатором созыва самой этой мирной конференции 1899 г. и всех ее «драгоценных созданий» была именно Россия [175] Подробнее о созыве и работе этой конференции см.: Рыбаченок И. С. Гаагская конференция мира. М., 2004. , лондонский официоз не стал.

17(30) октября 1904 г. для дачи показаний в будущей комиссии с судов эскадры были списаны и отправлены в Петербург свидетели: капитан 2–го ранга Н. Л. Кладо (флагманский броненосец «Суворов»), лейтенанты вахтенный начальник И. Н. Эллис (броненосец «Александр III») и минный офицер В. Н. Шрамченко (броненосец «Бородино») и мичман Н. Отт (транспорт «Анадырь»). Позднее к ним присоединился лейтенант В. К. Вальронд с транспорта «Камчатка». Вслед за тем российские дипломаты заявили английским коллегам, что оснований задерживать эскадру в Виго более нет, те согласились [176], но стали особо настаивать на предоставлении международной комиссии права «возложить на кого следует ответственность и порицание» (responsibility and blame) за инцидент. Российская сторона такую редакцию ее полномочий опротестовала, но, понимая, что самое страшное уже позади, а дискуссии о составе и компетенции будущей комиссии могут затянуться на неопределенный срок, разрешила Рожественскому продолжить поход («высочайшая» санкция на это последовала 18(31) октября). В 7 часов утра 19 октября (1 ноября) эскадра покинула Виго и двинулась в Танжер под аккомпанемент проклятий и улюлюканье английской печати.

Обсуждение полномочий международной комиссии действительно заняло без малого месяц, и совместная декларация о ее образовании была подписана в Петербурге Ламздорфом и Хардингом только 12(25) ноября. Ключевой в этом 8–статейном документе стала статья вторая: «Комиссия должна произвести расследование и составить доклад обо всех обстоятельствах, относящихся к трагедии в Северном море, и в частности, по вопросу об ответственности, а также о степени порицания того, на ком, согласно расследованию, лежит ответственность» [177]. Как видим, в итоговый документ не вошла фраза о «нападении на рыбачью флотилию», на которой первоначально настаивали англичане, вопрос об ответственности виновных получил значительно более мягкую формулировку, а общий обвинительный (в отношении России) уклон совершенно испарился — теоретически «ответственность и порицание» могли теперь распространяться как на российских, так и британских подданных и даже на граждан других государств.

Вопреки первоначально предположенной Гааги местом заседания международной комиссии был определен дружественный России Париж (свои посреднические услуги Франция предложила еще в середине октября), а вскоре были обговорены еще два важных вопроса — о странах, которые должны были быть представлены в комиссии, и список самих «комиссаров». Кроме России (вице–адмирал Н. И. Казнаков) и Великобритании (57–летний вице–адмирал сэр Льюис Энтони Бомон (L. A. Beaumont), его личный секретарь Колвилл Барклей (C. Barclay) и сэр Эдвард Фрай (E. Fry) в качестве юрисконсульта) [178], в ее состав вошли представители США (вице–адмирал Чарльз Генри Дэвис (Ch. H. Davis)), Франции (вице–адмирал Фурнье (Fournier)) и Австрии (вице–адмирал барон фон Шпаун (Spaun)). Какие‑либо судебные функции на «комиссаров» не возлагались. Проведя расследование, им надлежало лишь сформулировать рекомендации относительно наказания (или порицания) виновных. Вопросы о мере и порядке применения этого наказания в их компетенцию не входили и должны были решаться заинтересованными правительствами самостоятельно на основании собственного законодательства.

Все это, вместе с публичным характером большинства заседаний, придавало работе комиссии главным образом пропагандистскую окраску, превращая ее в своего рода общеевропейское «ток–шоу» с острым политическим подтекстом. «Инцидент на Dogger‑Bank’e в сущности уже исчерпан, — резонно заключал высокопоставленный российский дипломат, — и цель Комиссии, с нашей точки зрения, должна заключаться лишь в том, чтобы, рассмотрев спокойно и беспристрастно факты происшествия, дать торжественную международную санкцию достигнутому уже de facto успокоению умов и молчаливому соглашению обеих тяжущихся сторон» [179]. В таких условиях о новых попытках остановить русскую эскадру или «примерно наказать» ее командующего, как недавно советовала «Times», уже не могло быть речи.

Едва подписав петербургскую декларацию, «высокие договаривающиеся стороны» открыли охоту за новыми свидетелями. «Сюда, — сообщал из Копенгагена Извольский секретной телеграммой от 14(27) ноября, — прибыл датский уроженец, ныне русский подданный Лунд, находившийся в качестве вольнонаемного капельмейстера на крейсере «Аврора» и высадившийся с судна в Танжере. Английский поверенный в делах настойчиво предлагает ему ехать в Лондон, дабы затем явиться свидетелем международной комиссии, предлагая ему, по словам Лунда, не только средства на поездку, но и дальнейшее обеспечение». Сделка состоялась, и в тот же день бывший капельмейстер отправился в Лондон с большими конспирациями и в сопровождении секретаря английской миссии Peto [180]. В Париже, однако, выступить ему так и не довелось. Вероятно, этому в последний момент воспротивился сам Лунд — хотя при расставании в Танжере командир «Авроры» капитан 1–го ранга Егорьев разрешил ему свободно говорить о происшествии в Северном море где угодно, тот все равно патологически опасался мести со стороны русских властей [181].