Василий Песков - Окно в природу-2004

В озерах Уганды обитает несколько видов тилапий. Один из них интересен тем, что инкубирует икру во рту. Мало того, когда из икринок появляются крошечные мальки, убежищем им служит опять же материнский рот. Выбираясь поплавать, малыши при малейшей опасности устремляются к маме в открытые настежь «ворота». Мальков у маленькой рыбки - до шести десятков. Растут они быстро, и, чтобы теснота была для них терпимой, под нижней челюстью матери появляется вырост, напоминающий подклювный мешок пеликанов. По мере взросленья мальков мать дает им свободу поплавать, но на ночь понуждает все же собраться во рту.

И наступает момент, когда мальки при опасности уже не ищут спасительное убежище, а мать перестает замечать их отсутствие.

В саванне немало змей. Часть из них ядовиты и способны даже «выстреливать» ядом на расстояние, а есть безобидные для людей. К ним относится небольшая змейка, специализированная питаться исключительно птичьими яйцами. Те, кто видел её, рассказывают: «Трудно было поверить, что змейка способна овладеть яйцом, в несколько раз превышающим величину её головы. Но змея смело к нему подступает и, разинув невероятно широкую пасть, начинает, как чулок, обтягивать яйцо». Позвоночник острыми выростами выходит в горло змеи. Эти выросты раздавливают скорлупу, выплюнув ее, содержимое яйца змея проглатывает.

Странного зверя под названием трубкозуб редко увидишь даже на снимках. Древний житель планеты днем отсыпается в норах, а охотится ночью. Внешность трубкозуба (угандийцы зовут его «земляная свинья») занятна: уши - как у осла, горб - верблюжий, хвост - кенгуру, морда кончается свиным пятачком, язык походит на большого червя. Питается трубкозуб, весящий сто килограммов, исключительно термитами. Лапы его вооружены мощными когтями, разрушающими прочные сооруженья термитов. Зверь запускает в их лабиринты длинный липкий язык.

После захода солнца...

Прощальный свет

К озеру Мбуру, где кончался выбранный нами маршрут по заповедным землям, ехали мы местами обжитыми - банановые рощицы, кукуруза, плантации ананасов и зеленые волны чайных плантаций. Даже не верилось, что сохранился тут где-то островок дикой заповеданной жизни, как вдруг за уступившим дорогу нам стадом невероятно большерогих коров в кустах мелькнул полосатый матрасик зебры, за нею на поляне увидели мы стаю прыгавших через дорогу импал, и тут же сверкнула водная гладь Мбуру.

- Приехали, - сказал наш гид-шофер, указав на дымок за большою, как оказалось, столовой, палаткой.

- И жить в палатке? - спросила Женя.

- Да, - ответил Сам, уверенный, что это и есть настоящая жизнь в путешествии.

- Валера, Василь Михалыч, Володя! - обратилась Женя к мужской части нашей команды. - Палатки! Тут рядом, наверное, и львы, и змеи, и удобств, наверное, никаких. Звоните в фирму, пусть изменят программу.

Чертов мобильник в самом деле позволял позвонить куда угодно. Пришлось, заглянув в одну из палаток, выступить с небольшой речью.

- Женя, - сказал я на правах старшего, - житье в палатке ты запомнишь как самое лучшее в твоей жизни. Загляни: чистые постели, туалет, умывальник, вода для душа подвешена в мешке на столбе. И никто нас не съест...

Женя сдалась. Житье у Мбуру было действительно самым памятным за все двухнедельное путешествие. Палатки стояли не в ряд, в кустах к каждой вели дорожки, а чтобы вечером ты шел уверенно, у палатки зажигался старинный фонарь «летучая мышь», освещая дощечку на колышке с надписью: «Зебра», «Твига» («Жираф»), «Носорог» и так далее. Нам с профессором досталась палатка «Зебра», Жене и Валерию - «Твига», почтенной английской паре - «Тембо» («Слон»).

В полотняном приюте нам предстояло провести два дня и две ночи.

Утром я вспомнил Пушкина: «Сон в палатке удивительно здоров». Но главное открытие было в том, что местные звери паслись рядом с «шатрами», как называла палатки Женя. Зебры с любопытством разглядывали нас из кустов, местные кукушки, сверкая на утреннем солнце красно-бордовыми перьями, прятались по кустам, сорокопут кормил птенцов прямо у входа в нашу палатку.

Привлеченный запахом кухни (тоже палаточной), небоязливо нас разглядывал кабан-бородавочник. Присутствие этого джентльмена с челюстью экскаватора совершенно успокоило Женю, и она заявила, что райское место находится именно в этой точке земного пространства.

Поколесив после завтрака по извилистым путям заповедника, поснимав табунки зебр, водяных козлов и газелей, мы сели в большую лодку. На носу ее примостился молодой угандиец с «калашниковым». «От крокодилов обороняться?» - «На всякий случай...» - неопределенно кивнул наш страж, явно довольный вооруженностью.

«В Мбуру полно крокодилов!» - сулили нам книжки путеводителей. Наверное, крокодилы в самом деле тут были. Но скрытый нависшей над водою растительностью край берега прятал все, что на нем могло затаиться. Зато птицы были все на виду. Змеешейки отдыхали после нырянья за рыбой на спинах у бегемотов, неподвижно, как зачарованные, глядели в воду огромные рыжие цапли. Летали «наши» щурки и ласточки. На веточках над водою сидело множество зимородков. Маленькие, бирюзовые, вели себя так же, как зимородки на наших реках, а более крупные, пегие (черное с белым), охотились так же, как охотится на мышей пустельга - зависали над водой в одной точке и, высмотрев рыбку, ныряли.

Но главной фигурой на озере был орел-крикун. Орнитологи предпочитают точность и называют орлов-рыболовов орланами. Их несколько видов. На американском гербе - орлан белоголовый, в наших местах живет орлан белохвостый, на Камчатке - орлан белоплечий. Всех отличают большие размеры, присутствие в оперении белого цвета и величественная осанка гордой, независимой птицы. Если не тревожить орланов, они держатся одних мест и выводят птенцов ежегодно в одном и том же гнезде, все время его подновляя. Пара орланов (во Флориде) прославилась тем, что, постоянно надстраивая гнездо, довела его в поперечнике до трех метров, до шести метров в высоту и в три тонны весом.

Африканский орлан - не самый крупный среди сородичей. Водится в Африке он повсюду южнее Сахары, где есть вода, но тут, на Мбуру, бывалого орнитолога Владимира Галушина он удивил численностью. Забыв обо всем, профессор считал гнезда на берегу, считал птиц и, возбужденный, подвел итог: «Невиданная плотность для хищников! В среднем почти на каждые семьсот - восемьсот метров - пара орланов!»