Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»

Сказки и истории зачаровывали ее с детства, но призвание писательницы она почувствовала поздно, а вот искательницы приключений — рано. И то и другое досталось Карен от отца, симпатичного капитана Вильгельма Динесена, который, ступив сначала на опасную стезю военного, к середине XIX века влюбился в индейцев и другие племена Северной Америки, так что отправился среди них жить. Индейцы приняли пришельца и дали ему имя Боганис — его он и поставил потом на титульном листе своих мемуаров. Он покончил с собой, повесившись, когда дочери было 10 лет. Как и полагалось баронессам, Карен рано вышла замуж за своего бездельного и больного двоюродного брата, Брора Бликсена. Пара уехала в Африку разводить кофе в кенийской глубинке. Брак не сложился (французской болезнью, пожиравшей Динесен всю оставшуюся жизнь, ее наградил супруг) и закончился разводом. Брор вернулся в Европу, а Карен решила остаться в Африке, в одиночку заправляя плантацией в семьсот акров. И занималась этим четверть века в упрямой борьбе с напастями. Жизнь на африканском континенте, с которым она сроднилась, из чьих людей и просторов ее неукротимая фантазия выстроила совершенно своеобычный мир, замечательно передана в книге «Из Африки» (1938), нежном и улыбчивом воспоминании о тамошних перипетиях и необычайной пр ироде, их обрамлявшей.

Внедряя сельскохозяйственные новинки, борясь с вредителями и наводнениями, руководя своими кофейными плантациями, баронесса Рунгстедлунд не чувствовала потребности сочинять. И ограничивалась тем, что заполняла страницы записных книжек, где уже попадаются зародыши будущих рассказов. Куда больше ее занимали сафари, вылазки в отдаленные регионы, знакомство с обиходом тамошних племен, встречи с природой и дикими животными. Первобытное окружение нисколько не мешало ее тонкой духовной жизни, созданной ею самой и обогащенной книгами, а также общением с несколькими представителями культурной Европы, попадавшими в эти края, наподобие легендарного англичанина Дениса Финч-Хаттона [66] Денис Джордж Финч-Хаттон (1887–1931) — английский граф, охотник, погиб вместе со слугой-кикуйю при катастрофе своего биплана в Кении. В фильме Сидни Поллака по автобиографическому роману Бликсен «Из Африки» (1985) его роль сыграл Роберт Редфорд. (Здесь и далее — прим. перев.). , оксфордского питомца, эстета и авантюриста, с которым у Карен Бликсен завязались тесные отношения. Легко представить, как они беседуют об Еврипиде или Шекспире после дневной охоты на львов (неудивительно, что единственным писателем, которым без оговорок восхищался потом Хемингуэй, была именно Динесен). Уединенная жизнь на африканской плантации и узкий круг уехавших из Европы, с которыми писательница в Кении встречалась, во многом объясняют особый тип культуры, так поражающий читателей Карен Бликсен. Это культура, не отражающая свое время, а противостоящая ему, добровольный и намеренный анахронизм, нечто совершенно личное и несовременное, культура, не имеющая ничего общего с основными течениями, интеллектуальными заботами и господствующими эстетическими ценностями эпохи, уникальная переработка идей, образов, редкостей, форм и символов, берущих начало в северном прошлом, семейной традиции, особенностях воспитания, отмеченного интересом к скандинавской истории, английской поэзии, средиземноморскому фольклору, африканской устной словесности, преданиям и сказительским повадкам арабских повествователей. Одной из важнейших для Бликсен книг была «Тысяча и одна ночь», эта чаща взаимосвязанных историй хитроумной Шахерезады, послужившей Динесен образцом. Африка дала ей возможность жить вдалеке от всего постороннего в кругу причудливой, не опирающейся на предшественников культуры, созданной для собственного употребления, ставшей горизонтом и подосновой ее мира, — культурой, которой она обязана неподражаемостью собственных тем, стилем, поэтикой и философией своих рассказов.

Писательское призвание Бликсен тесно связано с ее банкротством предпринимательницы. При всем падении цен на кофе она с характерной непоколебимостью продолжала работу на плантациях вплоть до полного краха. Она потеряла не только африканскую землю, но и свое датское наследство. Именно в этот кризисный период, понимая, что конец ее африканского предприятия близок и неминуем, она, по ее собственному признанию, начала писать. И предавалась этому ночами, спасаясь от тревог и хлопот дня. Так были закончены «Семь готических историй», после отказа нескольких издательств появившиеся на свет в Нью-Йорке и Лондоне. Потом она опубликовала и другие сборники, некоторые — как «Зимние сказки» — высочайшего уровня, но ее имя навсегда остается связано с теми первыми семью рассказами, одним из ослепительных литературных открытий XX века.

Исак Динесен опубликовала и роман (вполне достойные забвения «Милостивые мстители»), но она — как Мопассан, По, Киплинг или Борхес — была прежде всего рассказчиком. Вот где она неповторима. Созданный ею мир — это мир рассказа, наполненный отзвуками разворачивающихся фантазий и детским волшебством слов. Читая ее, невозможно не думать о книге, чье заглавие стало нарицательным: «Сказках тысячи и одной ночи». Как и в арабском сборнике, страсть, владеющая в новеллах Бликсен всеми персонажами, наряду с переодеванием и сменой облика, — это желание слушать и рассказывать истории, спасаться от реальности в миражах воображения. Эта склонность доходит до края в новелле «Дороги вкруг Пизы», когда юная Агнесса делла Герардески (в мужском платье) прерывает схватку между старым принцем Потенциати и Джованни Гастоно, чтобы поведать историю. Этот порок фантазирования придает книге «Семь готических историй», как и повествованиям Шахерезады, форму китайских шкатулок, где одни истории родятся из других и расходятся на новые, среди которых, то прячась, то открываясь в зыбком и неуловимом бале-маскараде, течет одна, главная.

Происходит ли дело в польских аббатствах XVIII века, или в тосканских пансионах девятнадцатого, на сеновале Нордернея, который вот-вот поглотит наводнение, или жаркой ночью на африканском берегу между Ламу и Занзибаром, среди сибаритствующих кардиналов, потерявших голос оперных див или безносых и безухих сказителей, наподобие Мира Йамы в новелле «Сновидцы», рассказы Динесен всегда обманчивы, полны неуловимым и тайным. Никогда не скажешь, где они начинаются и какой историей — среди множества ответвлений, в которых теряется попавший в эти сети читатель, — автор хочет поделиться. Лишь понемногу, исподволь, как бы случайно, проступает она на фоне, расцвеченном новыми и новыми приключениями, которые то предстают простыми попутчицами, то, как в «Сновидцах», благодаря обескураживающему финалу, наконец прорисовываются и сливаются в единую связную историю.