Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Израильтяне пересекли Суэцкий канал, чтобы начать маневр окружения. О первом переходе, состоявшемся в ночь на 15 октября, должным образом сообщили, но его ошибочно приняли за простой рейд, за которым вскоре последует отступление; и действительно, поначалу в деле было занято меньше 3000 человек и всего несколько танков, да и те были переправлены на плотах. Только к 17 октября в Каире поняли, что израильтяне продолжают укреплять свой плацдарм; однако к тому времени был уже наведен понтонный мост, и целая дивизия переправилась на тот берег. Израильтяне отправляли группы бронетехники во всех направлениях, чтобы атаковать места расположения ракет ПВО (поэтому сообщали об их присутствии на широкой дуге), но главным образом они стремились наступать на севере, по направлению к Исмаилии, чтобы расширить свой плацдарм и таким образом отрезать силы Второй египетской армии на Синайской стороне канала от их обслуги в тылу, на египетской стороне. Египетское высшее командование получало огромное количество сбивающих с толку сообщений, основанием для которых являлись боевые группы израильтян, передвигавшиеся в незащищенном тылу, чтобы атаковать позиции ракет ПВО. Тем не менее к 18 октября оно вполне верно истолковало намерение израильтян двухдневной давности и надлежащим образом двинуло силы на защиту сектора Исмаилии. Но к 17-му, когда еще одна израильская дивизия бронетехники пересекла канал, израильтяне решили отменить свой рывок на север и стали продвигаться в противоположном направлении, чтобы отрезать Третью армию в южном секторе, возле города Суэц. К 19 октября египетское высшее командование было сбито с толку этой переменой; оно обманулось в своих ожиданиях дважды, и ни в чем не было никакой определенности. Вообразив, что опасность вскоре грозит самому Каиру, командование направило доступных на то время резервистов на защиту города, вместо того чтобы атаковать израильтян, сходившихся при Суэце. См. документированный рассказ об этом в книге: Bartov, Hanoch. Dado («Дадо»), 1981. P. 482ff.

Как отмечалось раньше в другом контексте, у Советского Союза была глубина, необходимая для того, чтобы противостоять немецкому блицкригу, которой не было ни у Польши, ни у Франции, не говоря уже о Бельгии и Нидерландах. Правда, сталинское верховное командование (Ставка) не пыталось использовать преимущество Советского Союза, заключавшееся просто в размерах, в ходе кампании 1941 года, когда немцам упрямо сопротивлялись на всем их пути, пока они продвигались к Ленинграду и Москве. Но к лету 1942 года урок был усвоен, и когда немцы предприняли новое наступление, на сей раз в юго-восточном направлении, к Сталинграду и кавказским нефтяным месторождениям, их опередили отступающие советские войска, сила которых была тем самым сохранена для того, чтобы заново выстроить новый крепкий фронт.

Для вермахта в годы блицкрига (1939–1942) этот эффект был в гораздо большей степени психологическим, чем физическим, потому что немецкие колонны глубокого проникновения состояли в основном из мотоциклов, бронированных машин, легких танков, полугусеничных машин, артиллерийских тягачей, множества грузовиков и не слишком многочисленных боевых танков (один полк из 100–150 танков на каждую бронетанковую дивизию). Колонны Советской армии, напротив, включали бы сильную бронетанковую фалангу, около 322 танков в танковых дивизиях первой линии.

Современный пример тому — американский танк М-1, одним из новшеств которого является газотурбинный двигатель, дающий великолепное ускорение за счет длины пробега без дозаправки. Ко времени, когда этот танк был принят на вооружение, оперативная доктрина армии США значительно изменилась. Хотя тактическая мобильность, т. е. способность совершать быстрые броски по всему полю боя и подниматься по крутым склонам, осталась желательной, самым существенным требованием стала мобильность оперативная (автономная длина пробега), а в этом отношении обычный дизельный двигатель проявил бы себя лучше. Схожим образом М-1 обладает великолепным покрытием из новой разновидности композитной брони, но, в соответствии с прежними тактическими приоритетами, большая часть брони распределена по лобовой части за счет равномерного покрытия со всех сторон, которое стало гораздо более важным для новой оперативной доктрины.

Как отмечает Клаузевиц, определяющей характеристикой театра является то, что даже в крупной войне «перемены, происходящие на остальном захваченном войной пространстве, оказывают на нее не непосредственное, а лишь косвенное влияние» («О войне». V.2. 1.С. 207).

В 1970-х — 1980-х годах 30 советских танковых и мотострелковых дивизий были распределены следующим образом: Восточная Германия (19 дивизий), Чехословакия (пять), Венгрия (четыре) и Польша (две) — всего 10 500 танков; численность БМП была выше. См. IISS, Military Balance («Военный баланс»), 1985–1986. Р. 26.

Всегда считалось общепринятым, что войска Восточной Германии и других стран Варшавского договора наряду с небольшими советскими подразделениями, разыгрывающими из себя полные формирования, были бы использованы для того, чтобы создавать видимость угрозы, имитируя атаки и проводя ложные маневры на тех участках фронта, где не намечалось крупного советского наступления; в надлежащем порядке этот обман должен был раскрыться, но к тому времени война уже закончилась бы. (Между прочим, именно так было бы лучше всего использовать войска, верность которых вызывает сомнения.) В настоящее время численность расчетов пехоты, вооруженной ПТУР, которую нужно было бы развернуть на центральном фронте после мобилизации и в качестве подкреплений, составляет примерно 2100, причем сюда включаются также войска в Норвегии и Дании (там же, р. 186). Если бы нынешние мобильные войска альянса (бронированные, механизированные и бронекавалерийские) были реорганизованы в качестве пехоты с ПТУР, они могли бы дать около 300 000 солдат на линии фронта с 60 000 ракетными установками, и это максимальная цифра (кроме того, необходимы были бы еще артиллерия, ПВО и инженерные войска, а также обслуживающие подразделения) — явно недостаточно для требований, предъявляемых к войне на истощение, если исходить из рациональных предпосылок «курса обмена валюты». Есть еще возможность использования специальных заграждений и укреплений, которые являются гораздо более дорогостоящими, чем сами ракетные установки.

Их представлял генерал Морис Гамелен (Gamelin), глава французского Генерального штаба к началу Второй мировой войны. Его мемуары (Servir, «Служить») во всей полноте демонстрируют интеллектуальные способности этого человека — и его неискренний характер. См. комментарии в книге: Young, Robert J. In Command of France («Во главе французского командования»), 1978. P. 48–51.