Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Как оказалось, стратегическая военно-воздушная мощь сильно пострадала во время Второй мировой и от собственных недостатков, и от ответной реакции, которую она спровоцировала, — реакций очень мощной, поскольку стратегическую ценность, на которую притязали бомбардировки, почти все осознали еще до начала войны, в то время как недостатки в точности бомбометания и в его возможном объеме не были приняты во внимание. Одной из реакций на угрозу массированных налетов на столицы (как думали тогда, с применением химических бомб) был напряженный поиск средств заблаговременного обнаружения, которые дали бы надежду на перехват вражеских бомбардировщиков. К 1939 году Британия, Германия и Соединенные Штаты уже разработали радар дальнего радиуса действия, сведя на нет предположение Дуэ / Тренчарда, что бомбардировщики всегда могут достичь своих целей [120].

ПВО, сводящаяся исключительно к истребителям, была практически бесполезна до изобретения радара, но от нее все же не отказались — в слабой надежде на то, что множество телефонных сообщений от наблюдателей на земле и акустические приборы сделают перехват возможным. Поэтому и скоростные истребители-перехватчики, и организационные схемы их сопровождения наземными службами уже были в наличии к тому времени, когда появился радар. В то же время бомбардировщики, считавшиеся «стратегическими» и оттого обязанные нести большую бомбовую нагрузку для разрушения промышленности и городов, становились все более громоздкими и тихоходными по сравнению с современными им истребителями, от которых они практически не могли уйти с помощью маневра [121].

Сторонники бомбардировщиков сознавали эту тактическую слабость и предлагали «лекарство» в виде массированных соединений бомбардировщиков, хорошо вооруженных пулеметами. До появления радара такие соединения могли превзойти по численности отдельные случайные истребители, встретившиеся им на пути. В соответствии с классическими принципами военного искусства, преимущество в инициативе давало им численное преимущество над истребителями противника в районе столкновения. Скоординированный огонь хвостовых, фюзеляжных и расположенных спереди пулеметов соединения бомбардировщиков мог бы свести на нет преимущество истребителей в маневренности, перекрыв любой вектор их возможной атаки, вне зависимости от того, насколько быстро истребители могли бы менять направление этой самой атаки. Другими словами, оперативное превосходство массированных соединений бомбардировщиков должно было компенсировать ожидаемую тактическую слабость одного-единственного бомбардировщика.

Таким было положение дел до тех пор, пока в события не вмешалась построенная на радарах система контроля воздушного пространства. Она сделала возможным целенаправленный перехват соединений бомбардировщиков целыми группами истребителей [122], вместо использовавшихся ранее постоянных воздушных патрулей, которые могли лишь случайно столкнуться с бомбардировщиками противника. Теперь воздушное пространство уже можно было оборонять так же, как и наземное; при этом сеть радаров представляла собой линию фронта, а эскадрильи истребителей — мобильные силы, которые концентрировались для противостояния наступательным армадам бомбардировщиков. Преимущество бомбардировщиков в инициативе было ограничено до такой степени, какую позволяли технические возможности радаров, заранее продуманные контрмеры и организационные трения, способные помешать успешному перехвату.

Силы противовоздушной обороны, со своей стороны, имели в активе классическое преимущество сражения в собственном воздушном пространстве — возможность заранее подготовить «местность» путем развертывания зенитных орудий, прожекторов и дирижаблей воздушного ограждения. Кроме того, силы ПВО могли надеяться на проведение сразу нескольких перехватов одним и тем же истребителем, который каждый раз можно было дозаправить и пополнить боезапасом для продолжения борьбы, тогда как соединению бомбардировщиков требовалось несколько часов для возврата на свои базы и повторного появления в боевой зоне. Таким образом, силы ПВО достигли превосходства и на уровне стратегии театра военных действий — в придачу к тактическим преимуществам истребителей, которым уже не приходилось сталкиваться с оперативным превосходством соединений бомбардировщиков: они могли противопоставлять им соединения истребителей.

В 1940 году такое развитие событий привело к неудаче кампании по бомбардировке Британии самолетами Люфтваффе вследствие истощения сил. Эта кампания не смогла сломить волю британцев к сопротивлению (впрочем, и в будущем ни одна кампания бомбардировок не смогла сломить подобную волю ни у одной нации), У Люфтваффе не хватало разрывных и зажигательных бомб для того, чтобы быстро уничтожить большую часть британского индустриального потенциала (опять же, впоследствии ни одна кампания бомбежек не смогла добиться этого эффекта в военных действиях против какой-либо промышленно развитой нации).

Есть определенная ирония судьбы в том, что именно Люфтваффе впервые попыталось применить на практике концепцию «стратегических» бомбардировок и первой же потерпела в этом неудачу, потому что командование германских ВВС не верило в эту концепцию и не сделало бомбежки городов и промышленных объектов своим главным приоритетом [123]. Вместо тяжелых бомбардировщиков немцы строили средние и легкие бомбардировщики, ставя во главу угла точность при бомбометании на поле боя, достигавшуюся путем пикирования, которое, в свою очередь, исключало большую бомбовую нагрузку. Если учесть, какими самолетами располагало Люфтваффе, то немецкие бомбардировки британских городов, равно как и бомбежки Варшавы и Роттердама до этого, были просто импровизациями. Будучи случайным следствием, незначительные германские потери не выявили уязвимость бомбардировщиков как таковую, потому что немецкие бомбардировщики были особенно маневренными и довольно скоростными.

Поскольку у Люфтваффе не было четырехмоторных бомбардировщиков типа тех, которые массово производились потом в Великобритании и США, значение поражения немцев в «битве за Британию» преуменьшалось сторонниками бомбардировщиков, которые продолжали провозглашать стратегическую автономность своего любимого вида вооружений. Только после того, как британские и американские тяжелые бомбардировщики большими силами атаковали Германию, теория Дуэ / Митчелла / Тренчарда наконец была отвергнута: сначала англичанами, а потом и американцами. Точности ради следует отметить, что бомбардировки не были отвергнуты как эффективное средство ведения войны, но они явно не могли быть самодостаточным и быстрым инструментом достижения победы. Длительный кровопролитный процесс взаимного истощения в наземных боях и путем морской блокады, которого бомбардировщики были призваны избежать, превратился в воздушную войну, где шансы на выживание экипажей бомбардировщиков в действительности были ниже, чем у пехоты в окопной войне времен Первой мировой войны.