Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Если бы в попытке достичь господства в мире британцы не придавали бы должного значения дипломатии и субсидиям, а действовали исключительно прямолинейно, стремясь добиться превосходства в количестве кораблей над континентальными державами, то немедленным результатом такой стратегии стала бы растрата средств, необходимых для поддержки морской мощи «номер два». В итоге это привело бы к подрыву общего баланса сил, что, в свою очередь, отвлекло бы континентальные державы от расходования средств на сухопутные войны, и тогда британских ресурсов оказалось бы явно недостаточно для того, чтобы состязаться со всеми мореходными талантами объединенной Западной Европы.

То, что британское господство на море сосуществовало с неизменно скромным финансированием Королевских ВМС, как раз и является ярким отражением логики стратегии. И, напротив, Британия вступила бы в полное противоречие с этой парадоксальной логикой, если бы стремилась достичь господства исключительно за счет строительства все большего и большого количества фрегатов. У европейских противников Британии оказались бы развязаны руки для того, чтобы отреагировать на сосредоточение усилий британцев на военно-морских силах, и они бы приступили к строительству собственных фрегатов вместо того, чтобы отвлекать свои ресурсы на ведение сухопутных войн друг с другом. Современники, резко критиковавшие недостаточное выделение средств на королевский флот, в том числе адмиралы, которые горько жаловались на то, что необходимое их кораблям британское золото раздают иностранцам, руководствовались здравым смыслом, но отнюдь не стратегическими соображениями.

По иронии судьбы, к моменту публикации книги Мэхэна британское правительство отказалось от своей многолетней политики. Вместо того чтобы вооружать континентальных противников Германии, в особенности очень нуждавшихся в этом русских, дабы поддерживать баланс сил на континенте, были выделены большие средства на королевский флот, чтобы сохранить военно-морскую мощь в прямом соревновании строительства боевых кораблей с кайзеровской Германией. И здравый смысл, и общественное мнение были удовлетворены. Но Мэхэн стяжал в Британии столь громкую славу не как автор руководства по ведению разумной политики, а скорее как пропагандист политики уже сформулированной: закон о национальной обороне (National Defence Act), установивший «паритет» британского флота с двумя взятыми вместе флотами сильнейших континентальных держав, был принят в 1889 году — еще до того, как была опубликована первая «повлиявшая на умы» книга Мэхэна.

В конце концов, и военно-морская мощь «номер два», и накопленный капитал морского превосходства, и много пролитой крови — все это было принесено на алтарь в сражениях Первой мировой. Британия впервые оказалась всерьез вовлеченной в сухопутную войну в Европе, чего, скорее всего, вообще удалось бы избежать, если бы не было потрачено столько ресурсов на военно-морские силы. Чтобы мы ни взялись рассматривать в качестве главной причины всех этих последствий: прямолинейное и негибкое общественное мнение, отвратившее британских лидеров от следования политике своих предшественников (которые финансировали железные дороги и арсеналы царской России вместо того, чтобы строить больше линкоров), или отсутствие у самих этих лидеров ясности стратегических взглядов, в любом случае вряд ли приходится сомневаться в том, что агонию и упадок Британии значительно ускорила политика, отражавшая заблуждения Мэхэна.

Сразу же после Первой мировой войны у одного из видов вооруженных сил появились совершенно новые притязания на стратегическую автономию. К этому времени, в контексте логики ведения современной войны, достаточно ясно проявились пределы военно-морской мощи. Так, оказалось, что военно-морская блокада требует очень много времени для того, чтобы появилась возможность достичь каких-либо результатов, а высадки морских десантов были вообще практически неосуществимы (сухопутные войска могли прибыть в район десанта слишком быстро), и единственная крупная высадка с моря в районе Галлиполи обернулась весьма дорогостоящим фиаско. Поскольку тактическое преимущество простой «господствующей высоты» понималось отчетливо и повсеместно, летательные аппараты тяжелее воздуха были приняты на вооружение практически сразу же после появления. В 1914 году самолеты для наблюдения и корректировки артиллерийского огня имелись уже во всех серьезных армиях мира, а к 1918-му военно-воздушные силы уже достигли значительного размаха. К моменту заключения перемирия с Германией, 11 ноября 1918 года, британские ВВС имели в наличии 22 000 самолетов и 293 532 человек личного состава. Морские флоты тоже получили в свое распоряжение самолеты, в основном амфибии, с трудом запускаемые с палубы и поднимаемые на борт при приводнении; но первый настоящий авианосец был построен еще до конца войны.

Таким образом, самолеты заняли в армии прочное место, но в основном в качестве вспомогательных сил для сухопутных войск и флота. Первые офицеры-летчики и публицисты в сфере военной авиации, потребовавшие независимости для нового вида вооруженных сил, делали это из соображений эффективности, подчеркивая экономию средств, которой можно было бы достичь, если бы приобретение самолетов и обучение летчиков проводилось централизованно, а не оставалось распыленным между сухопутными войсками и флотами. Однако другие пошли гораздо дальше, провозгласив стратегическую автономию нового вида вооруженных сил.

Три человека, пропагандировавшие военно-воздушную мощь как «трендовую волну будущего», смогли добиться серьезного внимания к своим взглядам, выдвинув, независимо друг от друга, сходные аргументы. Джулио Дуэ, являвшийся лидером ВВС Италии еще до 1914 года, опубликовал в 1921 году книгу «Господство в воздухе» ( Il dominio dell' aria). Американец Уильям (Билли) Митчелл, также практикующий офицер-пилот, опубликовал книгу «Крылатая оборона» ( Winged Defense) в 1925 году, задолго до того, как книга Дуэ была переведена на английский язык, что произошло в 1942-м, когда Митчелл уже бомбил Токио. Взгляды Хью Монтэгю Тренчарда, основателя Королевских ВВС Великобритании, были отражены в основном во внутренних документах этих ВВС.

И Дуэ, и Митчелл, и Тренчард полагали, что самолет дает возможность прямого проникновения в сердце вражеской территории, перелетая через укрепленные форты и географические барьеры; что большие соединения бомбардировщиков, таким образом, могут отменить медленные процессы боевых действий на суше и на море, уничтожив промышленность противника, от которой зависят все формы боевой мощи; и что победы такого рода можно достигнуть быстро только за счет превосходства в воздухе [118], без ужасных потерь в сухопутной войне и долгих лет морской блокады. Дуэ, Тренчард и их последователи отличались от Митчелла тем, что утверждали, что бомбардировщики могут, в общем-то, не обращать внимания на ПВО, таким образом, сводя суть военно-воздушной мощи исключительно к наступлению [119]. Но все трое сходились в том, что после возникновения ВВС все другие формы военной мощи устарели.