Михаил Горбунов - К долинам, покоем объятым

Отсюда, с высоты «Империала», Карловы Вары как на ладони…

Здесь и начались мои записки.

В уже упоминавшемся старом проспекте сообщается, что официально лечебный сезон в Карлсбаде длится с 15 апреля по 1 октября. «Но публика, — говорится далее, — может пользоваться источниками в продолжение всего года. Конечно, зимой Карлсбад теряет свой характер грандиозного интернационального курорта и превращается в маленький уютный городок. Но и в этот тихий сезон приезжий не может скучать в Карлсбаде…» И далее перечисляется то, что может заполнить духовные потребности не желающих шумной жизни гостей, — знаменитый курортный оркестр, прекрасный театр и так далее…

Мне же почему-то мил именно такой, тихий Карлсбад, каким он был встарь, — и т а к о й город более всего напоминает о себе ранним-ранним зимним, предвесенним утром, когда в еще не потревоженной густоте небесного индиго смутно, нелюдимо прорисовываются обступающие Карловы Вары лесистые горы, но внизу, куда отчетливо средь снега скользит черный серпантин дороги, в уличных фонариках, в невоспринимаемых современно неоновых надписях, уже видны как бы игрушечные, как бы вышедшие из сказки домики, и над остроконечными черепичными крышами поднимаются неизъяснимо нежные дымки. Пахнет талым снегом, отволглой корой деревьев, сгоревшим углем, испарениями шумящей в темноте Теплы, город, угнездившийся вдоль изгиба реки, лежит в узкой лощине, и запахи стоят, как призраки прошлого, не в силах подняться к вершинам гор и растаять там.

Жизнь города начинается рано, и первыми, еще во тьме, вековечную тишину разрывают автобусы, горячо дышащими кометами обрушивающиеся вниз и взлетающие вверх, невообразимо вписываясь в крутые изгибы мокрой ленты асфальта. Но на крутом склоне улочки, средь глухо молчащих средневековых, один встык другому, кирпичных домов, твои шаги отчетливо повторяют шаги паломников, спускавшихся когда-то к бьющему из земли Вржидло, щедро расточавшему целебную воду. Сейчас он накрыт огромным прямоугольным стеклянным колпаком, как накрываются дорогие реликвии, — и все-таки он тот же, почти десятиметровый, неравномерным пульсом — то взрываясь, то замирая — бьющий под потолок горячий фонтан, и оттуда, из облака пара, мельчайшей водяной пыли, падающий вниз. Все тот же его запах, напоминающий гниловатый запах водорослей, йода, все те же палево-коричневые наплывы у основания, на дне лона, куда падает вода, — это и есть осевшая за многие годы знаменитая карловарская соль, овеществленное целебное свойство воды. К этим наплывам привыкнет ваш глаз у всех тринадцати разнящихся температурой и — в меньшей степени — химическим составом источников, даже у витрин сувенирных магазинчиков, где выставлены розочки, похожие по цвету и фактуре на наши русские обожженные крынки: это она же, карловарская соль, осаженная потомком всегда отличавшегося хитроумием богемца в замысловатой формочке цветка.

Да, старый Вржидло все тот же, каким был шестьсот лет назад, когда его вода впервые явила людям свое слагавшееся миллионы лет врачующее чудо. Бывает, что ты не в силах отойти от стреляющей струи и долго стоишь, подвластный ее гипнотическому действию, раздумывая над тем, как богата и щедра наша Земля, сколько благ дает она человеку, и вот эту, если подумать, всего лишь малую толику своих великих щедрот. Стоишь и повторяешь слова чешской писательницы Марии Майеровой: «Какой это головокружительный зигзаг — круговорот минералов от архейской эры к человеку, цветам и облакам!»

А сколько Земля еще таит — для наших потомков. Жизнь бесконечна, и человечество должно отринуть от себя страсть потребительства, и это строжайшее требование времени, может быть, с особой силой подтверждается здесь, в Карловых Барах, у неумолчно журчащих источников. В очереди к воде, в медленно передвигающейся, приникшей к дулькам чашек толпе, ты увидишь и седовласого, бюргерского вида немца, и крестьянку-чешку с непременным, большим, как пальто, клетчатым шерстяным платком на плечах, из-под которого вокруг колен вертится упругим колоколом сборчатая юбка, и угрюмоватого, в светлом толстом шарфе бельгийца, и подвижного, как ртуть, смуглого — еще более от черных, кажется, совершенно светонепроницаемых очков — араба, и, конечно, наших, русских, под которыми разумеется и грузин, и узбек, наших, держащихся обычно компаниями, легко узнаваемых по вышедшим на Западе из моды темным суконным пальто, по дорогим меховым шапкам и тому оптимизму общения, которого не встретишь здесь более ни у кого другого. Курорт Карловы Вары давным-давно носит характер международного, и тут, под строгими — гранит, стекло — сводами нового здания с тремя светящимися в солнце стеклянными столбами источника номер один, либо в тени антично-строгой, неухищренно величественной Колоннады — творения выдающегося архитектора XIX века Йозефа Зитека, — сошлись языки и верования всего мира. И подобно тому, как там, в лабиринтах Земли, десятки растворенных минералов сливаются в единую чудодейственную реку, так самые полярные политические и нравственные влечения смиряются здесь в едином преклонении перед милосердным даром Природы. Очевидно, совсем не случайно у входа в корпус источника номер один, за стеклянной стеной которого фонтанирует древний Вржидло, воздвигнута фигура человека, впервые из людей увидевшего, как, в сущности, мала и как прекрасна планета Земля, имевшего все основания сказать о необходимости беречь ее от темных сил оборотной стороны прогресса, — фигура нашего прекрасного соотечественника Юрия Гагарина.

Но что же такое Карловы Вары сегодня?

Сначала это нужно почувствовать, чтобы потом уже понять, не полагаясь на путеводители, коим, благодаря популярности курорта, разумеется, несть числа.

Ну конечно же это — целебная вода, манящая к себе страждущих всего света. Конечно же — великолепные старые и новые курорты, лечебный процесс которых вобрал новейшую здравоохранительную мысль и последние достижения в области медицинской техники. Конечно же — лазни, в переводе на русский бани (украинец поймет это слово без перевода: у него на батьковщине баня — це и е лазня). В Карловых Варах лазни — ванные корпуса, совсем не случайно сохранившие названия бань, о чем еще будет время сказать. Пока же просто: как это сладко уху славянина, когда на талончике, дающем право принять ванну, он опять же прочтет: «купель». Слово это обратит его не только к истоку целебной воды, но и к истоку родного языка, а может быть, и к началам иных связей, проходящих через тебя в даль истории, и в этих связях есть звенья поценнее карловарской водицы. Но и об этом — в свое время…

Высокий круглый потолок вестибюля ванного корпуса номер шесть, построенного на берегу неумолкающей Теплы в сравнительно близкие времена, что и видно по архитектуре, тем не менее расписан в традиционном сюжете местной мифологии… Идиллическая зеленая поляна средь деревьев и лугов, тихий, будто налитый голубым небом озерный омуток с несколькими купальщицами. Одни, совершив омовение, приведшее их в состояние счастливой близости к природе, нежатся на изумрудном берегу, другие еще в благодатной купели. Одна выбросила руки к солнцу, к каким-то высшим силам, обновившим ее плоть и дух. И тут же, из тени могучего дерева, двое юношей подносят к воде разбитого бременем лет и болезней старца — голова его еле поднята — только затем, чтобы увидеть целебную воду, глаза на изможденном лице горят последней надеждой… Этот сюжет в разных вариантах встретится вам в мозаике и гипсе многих старинных зданий, и эта множественность символа, пусть наивно утверждающего гуманное служение людям природного дара, уже кое о чем говорит нам — вот именно о т р а д и ц и и, без которой немыслимы нынешние Карловы Вары.