Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 08

— Неужели… неужели спасен?!. — спрашивал себя Иванчук. Он неподвижно лежал на камнях, глядя в темное звездное небо. С каждой минутой его дыхание и пульс становились ровнее; мысль начинала работать.

Прошло более получаса. Пушечная пальба смолкла. Лишь редкие ружейные выстрелы раздавались теперь в степи к югу от города, и Иванчук понял, что город взят красными, которые теперь преследуют белых, бежавших в степь.

«Маяк! — вдруг вспомнил смотритель. — Кто зажег свет на маяке? Этого никак не могла сделать жена… Магометка?.. Не может быть!.. Красные?.. Неужели они овладели маяком?.. Но если это так, то я не могу теперь показаться на маяке. Ведь я не зажег света, и красные должны относиться ко мне как к предателю. Теперь не белые, а красные схватят меня и казнят!..»

Смотритель крепко задумался. Белые считали его предателем. Красные — тоже. Уж не скрыться ли ему в степи? Но разве это не верная голодная смерть? А жена?.. А дочь?.. Как поступят с ними красные?

Нет, он должен вернуться на свой маяк. Если он сделал ошибку, то он один должен отвечать за свою вину. Ни жена, ни дочь не должны пострадать из-за него. Да, это единственный выход— добровольно явиться к красным, отдаться в их руки и чистосердечно сознаться в своем заблуждении. Неужели не поймут его, не простят?..

Иванчук решительно поднялся на ноги и, отыскав тропинку, медленно взобрался на холм. Вдали, как и всегда, приветливо горел огонь его маяка. Низко опустив голову, с тревогой в сердце, смотритель побрел по степи прямо на далекий огонь.

Когда усталый смотритель подходил к своему маяку, из-за степи уже выглядывало утреннее солнце, и его косые оранжевые лучи радостно сверкали на верхушке башни. Иванчук еще издали видел, как потух свет в громадном фонаре. Преодолевая усталость, толстяк прибавил шагу и через четверть часа ходьбы очутился наконец перед воротами. Они были заперты, и ни единый звук не доносился со двора.

Иванчук остановился в нерешительности. Он, видимо, боролся с самим собой. Теперь, когда он достиг маяка, ему вдруг сделалось страшно. Что ожидало его там, по ту сторону запертых ворот? Как встретят его красные моряки?..

Минуты две он раздумывал, наконец решился и робко постучал в ворота. Никто не ответил ему. Иванчук подождал немного, прислушиваясь к тишине, и снова постучал, но уже громче и решительнее.

Странная тишина царила во дворе. Казалось маяк был охвачен крепким сном. Не было слышно даже обычного кудахтанья кур.

— Эй, отворите! — громко крикнул он и решительно забарабанил кулаками в ворота.

Однако, как ни стучал Иванчук, как ни кричал — во дворе маяка попрежнему не было слышно ни одного шороха.

— Странно… очень странно! — бормотал про себя смотритель. — А что если красных нет на месте?.. Но кто же в конце концов вчера вечером зажег свет на башне? Кто потушил его всего час назад? Неужели Магометка? Ну да, конечно, это он, и теперь, сделав свое дело, спит как убитый.

Смотритель обошел кругом стены и очутился у обрыва. Здесь в стене была небольшая калитка. Он подошел к ней. Дверца оказалась незапертой изнутри. Иванчук решительно распахнул дверцу и вошел во двор.

Какой-то пестрый незнакомый ему предмет, валявшийся посредине двора, сразу привлек его внимание. Иванчук подошел к нему и остановился в изумлении. Перед смотрителем в луже запекшейся крови лежала большая мертвая собака. Он оглянулся по сторонам и с ужасом заметил еще несколько трупов собак, которые валялись в разных концах двора.

Иванчук вздрогнул. Жуткое тягостное чувство охватило его. Он бегом бросился к домику и дрожащей рукой ухватился за ручку стеклянной двери. Она была заперта!

Иванчук стал стучать кулаком в дверь.

И вдруг… где-то внутри дома тихо хлопнула дверь. Раздались легкие шаги. Ближе, ближе… и за стеклянной дверыо показалась дочь смотрителя.

— Кто здесь? — тревожно спросила она.

— Лидочка! — вскрикнул дрожавший от волнения Иванчук.

Слепая поспешно повернула в замке ключ и впустила в сени отца.

— Папа!.. Папочка!.. — бессвязно лепетала она, обнимая отца и прижимаясь к нему. Слезы показались на ее глазах.

— Красные здесь? — спросил Иванчук, озираясь кругом.

— Нет. Они сюда не приходили.

— А собаки? Что значат эти мертвые собаки во дворе? Лидочка, да что у вас тут случилось?

Девушка плакала. Она не могла вымолвить больше ни слова. Отец молча смотрел на нее и гладил дочь по курчавой голове.

— Коля!.. — раздался пронзительный крик Марьи Ивановны, показавшейся в дверях.

Мгновение — и смотрительша уже сжимала в объятиях мужа.

Утренняя прохлада сменилась дневным зноем. Давно уже над маяком и степью парили чернокрылые орлы, а смотритель, Марья Ивановна и Лида все еще сидели в столовой и никак не могли наговориться.

— Я все-таки не понимаю, — говорил Иванчук, обращаясь к дочери. — Как же ты могла уцелеть? Ведь ты говоришь, что сорвалась со стены и упала… Расскажи же мне теперь толком, как это все случилось.

— Да, папа, я сорвалась… и если б я упала не доходя этого места или же перейдя его, я конечно погибла бы, но это произошло как раз у самого угла стены. Знаешь, там, где стоит сарайчик. И к счастью я свалилась как раз на самый край его крыши. Я так волновалась, что совсем забыла про этот сарайчик. Кажется в ту минуту я лишилась чувств.

— О, это было ужасно! — прервала дочь Марья Ивановна. — Ты не можешь представить, в какое неистовство пришли собаки во дворе, когда Лида упала на крышу! Что только они ни проделывали, чтобы достать до нее!.. Было уже темно, и я не могла как следует рассмотреть того, что делалось на крыше. Я видела только, что Лида не двигается. Я подумала, что все кончено, и чуть не бросилась во двор к Лиде, но Магометка силой удержал меня…

— И хорошо сделал! — сказала Лида.

— Ну, а дальше… дальше! — нетерпеливо перебил Иванчук.

— Я пришла в себя, — продолжала девушка, — и поняла, что лежу на крыше сарайчика. Собаки так и не тронули меня, и я немного успокоилась. Я подобрала на крыше винтовку и патронташ, снова влезла на стену и благополучно добралась по ней до башни. Тут мама разорвала свой фартук, связала его обрывки и спустила с балкона ко мне на стену длинный жгут. Я привязала к этому жгуту винтовку и патронташ. Магометка поднял. Потом втянул меня на балкон.

— Ну, я не знал, что ты у меня такая отчаянная! — с гордостью сказал смотритель, ласково глядя на дочь.

Лида вспыхнула и улыбнулась счастливой улыбкой.

— Но до чего озверел Магометка, когда он взял в руки винтовку! — сказала Марья Ивановна. — Он спустился вниз, открыл дверь и давай палить! Уж и палил он! Уж и ругался на собак! А собаки — они сперва точно не понимали, что происходит, но когда две-три раненых с визгом завертелись по двору, остальные бросились за ворота. Магометка выскочил за ними в степь и там еще стрелял им вслед. Потом вернулся и стал избивать прикладом уже подстреленных собак… Когда все было кончено, я промыла Магометке раны и хорошенько перевязала их.