Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 09

— Заткнись, брюзга! — набросился на него Якобсен. — Ты вечно каркаешь, как старая ворона.

Ларс усмехнулся и не спеша набил свою трубку.

— Я вовсе не каркаю, — возразил он, — а хочу сказать только то, что когда тебе придется итти по таким местам как эти, не торопись заказывать к своему приходу кофе — может остыть…

Помолчал и добавил:

— Ты в полярном плавании впервые, а я в третий раз. Знаю, как путешествовать в этих проклятых снегах…

Зима в том году была необычайно суровая даже для мест, помеченных семидесятой параллелью. Обитатели поселка Дудинки, затерявшегося в устьях Енисея, говорили, что таких бурь и морозов уже не было больше двадцати лет. Поселок был невелик — два десятка бревенчатых изб и несколько юрт, населенных частью русскими, частью якутами. Единственным занятием дудинцев являлась охота, а потому все они были отличными следопытами. Но даже среди этих бывалых людей был человек, которому принадлежало исключительное место. Это был боцман Никифор Алексеевич Бегичев.

— Такого охотника у нас еще не было, — говорили про него дудинцы. — Да что у нас! Таких людей, пожалуй, не много найдется и в других местах.

Слово «боцман» прилипло к Бегичеву не даром — эту должность он занимал в молодости на шкуне «Заря», совершив на ней полярное плавание под начальством барона Толя. Впоследствии, когда Толь пропал со своим судном во льдах, Бегичев ходил на его поиски. А после этого Север навсегда его покорил: вернувшись из экспедиции, он выбрал местом постоянного жительства поселок Дудинки. Отсюда он мог время от времени совершать походы за белыми медведями в ледяную пустыню, да и вокруг было немало таких мест, которые обозначаются на географических картах белыми пятнами. Короче говоря, Бегичев был не только охотник, но и самобытный путешественник-исследователь, каких немало на далеких окраинах нашего Союза.

Поэтому назвать поселок Дудинки постоянным местом жительства Бегичева можно только условно. Он задерживался там ровно столько времени, сколько надо было для реализации добычи и приготовления к новому походу. Погода и времена года его не останавливали. Зимой его можно было видеть с упряжкой собак на ледяных равнинах или кочующим на оленях по тундре, а летом — на борте баркаса в плавании по Енисейской губе и даже в самом море. Тундра, безграничные просторы льдов и воды — вот что было подлинным домом этого человека.

— Самым ужасным наказанием для меня было бы просидеть несколько месяцев на одном месте, — говорил Бегичев дудинцам, когда они удивлялись его непоседливости. — Я чувствую себя хорошо только тогда, когда надо мной нет потолка.

Свой край Бегичев знал так же хорошо, как свою могучую пятерню, а пятерня его действительно была богатырская. Как-то на охоте медведь подмял под себя одного из охотников. Стрелять в зверя было рискованно, так как можно было задеть человека. Недолго думая, Бегичев вскочил верхом на медведя, оттянул за уши его морду, потом взял одной рукой, одетой в рукавицу, за нижнюю челюсть, другой — за верхнюю и разорвал медвежью пасть. Товарищ был спасен, а медвежья шкура присоединена к охотничьим трофеям.

Впрочем, с этим медведем — вернее, с его шкурой — произошла еще одна история, которая укрепила за Бегичевым славу не только отважного охотника, но и человека, который не гнул спины перед сильными старого мира. Возвращаясь с промысла, охотники сели в низовьях Енисея на пароход, на котором случайно оказался енисейский губернатор. Прогуливаясь по палубе, губернатор обратил внимание на сверток звериных шкур, лежавший на палубе, и пожелал приобрести одну из них для своего кабинета. Узнав кому принадлежат шкуры, он велел позвать Бегичева.

— Сколько ты хочешь за медвежью шкуру? — спросил губернатор охотника.

— Я продаю ее за сто пятьдесят рублей, — отвечал Бегичев.

— А сколько ты возьмешь с меня?

— Я уже сказал: сто пятьдесят.

Губернатор, очевидно, ожидал, что охотник отдаст шкуру такой важной особе, как он, за полцены, а потому сказал с раздражением:

— Я даю тебе пятьдесят, да и то это высокая цена.

— Вместо того чтобы отдавать шкуру за пятьдесят рублей, я просто могу вам ее подарить.

Голубоглазый гигант говорил спокойно, чуть-чуть улыбаясь, но ирония в его словах была очевидна.

— Я не нуждаюсь в ваших подарках! — вскипел губернатор и повернулся к охотнику спиной.

— Господин губернатор вероятно не знает, как добывается шкура белого медведя, — сказал Бегичев, оборачиваясь к капитану парохода. — За эту шубку или надо брать ту цену, которую она стоит, или просто дарить ее хорошему другу, такому, например, как ты. — Хлопнул капитана по плечу и добавил громко: — Забирай ее, дружище!

Губернатор это слышал и, побагровев от злости, поспешил спрятаться в свою каюту.

Несмотря на суровость зимы, Бегичев не сидел без дела. Время с февраля по апрель он провел в тундре за охотой на песцов, а вернувшись домой, ждал вскрытия рек, чтобы отправиться в новый поход. Томясь вынужденным бездействием, он не подозревал, что оно окончится скорее, чем он думал.

Случилось это так. Однажды под вечер перед избой Бегичева остановились самоедские нарты, из которых вышли два человека. Охотник был очень обрадован и в то же время удивлен, узнав в приехавших Новоселова и Титова — своих хороших знакомых из Комитета Северного морского пути. Что заставило их приехать в Дудинки в такое время? Стояло начало мая. Многоводный Енисей уже собирался сорвать с себя ледяные оковы, а тундра, как губка, наполнялась вешними водами. Пора для путешествий в этих местах самая неподходящая.

Лишь только приезжие уселись за стол, они без лишних разговоров приступили к изложению причины своего приезда.

— Ты слышал, Никифор Алексеевич, про норвежского путешественника Амундсена? — спросил Новоселов.

Бегичев утвердительно кивнул головой.

— А не слышно ли в ваших краях что-нибудь о двух иностранцах, путешествующих по тундре с собачьей упряжкой?

— Нет, — отвечал Бегичев. — Кто такие эти иностранцы?

— Сейчас узнаешь, — улыбнулся Новоселов нетерпению охотника и рассказал следующее.

В 1918 году Роальд Амундсен предпринял путешествие к Северному полюсу. Ему хотелось выполнить то задание, которое в свое время увлекло Нансена, а именно: при помощи полярных течений пересечь Северный полюс и затем Полярное море. В июле судно «Мод», построенное Амундсеном специально для этого плавания, покинуло берега Норвегии. В начале сентября «Мод» прошла Карское море, а 9 сентября достигла мыса Челюскина, но дальше продвижение остановилось — судно было затерто льдами. Перед второй зимовкой, то-есть в 1919 году, Амундсен отправил в Норвегию двух матросов с донесением правительству о положении экспедиции, высадив их где-то на побережье Таймыра. Путешественники имели упряжку собак и были хорошо снабжены съестными припасами, а потому Амундсен не сомневался, что они благополучно доберутся до Сибирской железной дороги. Их маршрут был таков: морским побережьем до острова Диксона, затем Енисеем к Красноярску. Между тем, достигнув следующим летом Нома, американского порта в Беринговом проливе, Амундсен снесся с Норвегией и узнал, что отправленные им матросы на родину не прибыли. Так как времени прошло достаточно, то возникают опасения за участь этих людей. Норвежцы oбpaтились к советскому правительству с просьбой организовать экспедицию для их поисков.