Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 09

— Теперь ты уже можешь догадаться в чем дело, — закончил свой рассказ Новоселов. — Организацию поисков правительство поручило Комитету Северного морского пути, а у нас не долго думали, кому поручить это дело. Мы остановились на тебе, вот и бумага об этом.

Бегичев прочитал поданную ему бумагу и вопросительно посмотрел на сидевшего рядом своего неизменного спутника в путешествиях, старого дудинца Егора — того самого охотника, которого он спас из объятий медведя.

— Как, Егор, возьмемся за поиски норвежцев?

— Вознаграждение независимо от того, будут найдены норвежцы или нет… — начал было один из приезжих, но Бегичев его остановил:

— Подожди. Что касается меня, то я берусь за это дело не потому, что получу хорошие деньги, а главным образом потому, что оно мне по душе. Если бы я знал, что где-то в тундре заблудились люди и нуждаются в помощи, я отправился бы к ним, не дожидаясь пакета, который вы мне привезли. А что ты, Егор, скажешь?

Егор затянулся из трубки, выпустил облако дыма и неторопливо ответил:

— Что ж, Никифор, ты знаешь меня не первый день. Куда ты, туда и я.

— Значит, вопрос решен, — улыбнулся Бегичев своему другу и, обратившись к приезжим, добавил: — Мы с Егором отправляемся на поиски этих норвежцев…

Такие люди, как Бегичев и Егор, привыкли в своих странствованиях по тундре обходиться немногим, а потому сборы были недолгие. Через несколько дней следопыты погрузили на нарты мешки с мукой и сушеной рыбой и закинули за плечи винтовки. Поход начался. Горсточка людей бросила вызов угрюмому Северу с его тайнами.

Между тем полярная весна вступала в свои права. Тундра сбрасывала снеговой покров. Снег лежал только в низинах и на северных склонах холмов, а там, где его не было, уже зеленела тощая травка и пестрели желтые головки купальницы. Косяками тянулись с юга перелетные птицы. Солнце, точно желая вознаградить за бесконечную полярную ночь, все дольше и дольше задерживалось на небе.

Путешествовать по тундре весной — дело не легкое, и Бегичев отдавал себе отчет в трудности взятой на себя задачи. Ехали на двадцати оленях, запряженных в четверо нарт, но уже через несколько дней одни нарты выбыли из строя — олени натерли холки и не могли итти в упряжке. Хотя самоедам была уплачена полная стоимость оленей, но они неодобрительно покачивали головой: пускаться в такую дальнюю дорогу летом — это значит дразнить шайтана, который только и ждет случая, чтобы утащить душу человека.

Ближайшей целью путешествия был остров Диксон. Только оттуда должны были начаться поиски пропавших норвежцев. Раз они не пришли на Диксон, значит с ними что-то случилось на морском побережье. На Диксоне надо было побывать еще и потому, что тут к охотникам должны были присоединиться двое норвежцев, которых норвежское правительство давало в помощь русской экспедиции. Эти норвежцы беспокоили Бегичева: их должна была высадить на остров шкуна «Таймень», а как быть, если шкуна не прибудет к тому времени, когда они достигнут Диксона? Терять время на ожиданье было невозможно: полярное лето коротко, а только летом можно найти какие-нибудь следы пропавших норвежцев.

В начале июля первая часть пути была закончена — перед путешественниками открылся безграничный морской простор. Он был почти чист ото льдов, и лишь у берегов они скоплялись огромными нагромождениями. Таким же льдом был заполнен и пролив между материком и островом, и это дало возможность тотчас же отправиться на островную радиостанцию, не дожидаясь лодки. К счастью, опасения Бегичева не оправдались: двое людей со шкуны «Таймень» находились на острове. Это были крепкие ребята, не раз совершавшие полярные плавания, и Бегичев остался ими доволен.

Как ни торопились с отправлением, но прошло четыре дня, прежде чем сборы были закончены. Остров Диксон — это оазис среди ледяной пустыни, и там всегда имеются запасы для полярных экспедиций. Отсюда надо было выходить готовым ко всем случайностям, какие могут встретиться на дальнейшем пути. А продолжительность этого пути определялась в три месяца, — три месяца по местам, где нет ни одного человеческого жилья.

Наконец все было готово: запасы провизии перевезены на материк и погружены на нарты. Бегичев и двое норвежцев распрощались с радистами и направились по льду к берегу, где их дожидался Егор с самоедами. Тут север первый раз погрозился путешественникам.

Дул крепкий ветер, и лед в проливе находился в движении. Под напором волн льдины колыхались, налезали одна на другую, образуя местами предательские полыньи. До берега было уже недалеко, когда один из норвежцев вдруг взмахнул руками и в следующее мгновение исчез из вида. Льдины разъехались под его ногами, и он провалился в образовавшуюся полынью. Но норвежец не был новичком в таких делах: погружаясь в воду, он успел повернуть горизонтально палку, которую держал в руках, и это его спасло.

— Вы не суеверны? — спросил Бегичев норвежца, когда тот с его помощью выбрался из воды.

— А что? — улыбнулся норвежец, выжимая куртку.

— Вот если бы тут были наши самоеды, они истолковали бы это приключение как очень плохое предзнаменование. Такой приметы, впрочем, держатся и русские охотники.

— Если обращать внимание на такие пустяки, тогда, пожалуй, тут нельзя сделать и шагу, — сказал другой норвежец. — Я думаю, нам предстоит немало приключений в этом роде.

После этого случая Бегичев окончательно убедился, что норвежцы не будут лишними в трудном путешествии.

Солнце давно уже не покидало бледного северного неба. Как ни медленно совершалось передвижение по заболоченной тундре, но позади осталась не одна сотня километров. Между тем не было найдено ничего, что пролило бы хоть каплю света на судьбу пропавших матросов. Ни следов костра, ни куска тряпки. Крепко схоронила тайну полярная пустыня.

Безмолвие и пустота. С одной стороны — бескрайний простор моря, с другой — такой же простор тундры. То и другое было безжизненно. Однообразие ландшафта нарушалось лишь ослепительно белыми айсбергами, которые показывались иногда вдалеке над морской гладью, а безмолвие тундры изредка оглашалось криками гусей. Побережье моря к востоку от устья Пясины не богато ни зверем ни птицей. Трудно найти более унылое место.