Григорий Луговский - О природе сакрального. К истокам духовного опыта

Мифы обнаруживают постоянное обращение к сюжетам, где появление объектов действительности происходит путем выделения у «праобразов» их особых черт и свойств. Так объясняется полосатость тигра, плодовитость свиньи, дневная и ночная природа Солнца и Луны, то есть отличительные свойства явлений и предметов, о которых идет речь. Не будь этих особых отличий, мир бы уподобился первозданному хаосу – безвидному, без-образному и непрерывному. Творение представляется мифологическому сознанию процессом обнаружения/проявления выявлением отличительных признаков, обретением формы в результате сакральных актов, без которых не происходит ни одно изменение в мире. Сакрально то, что находится на острие эволюционного процесса, что ценно в этом виде, наиболее очевидно (с точки зрения данной культуры) характеризуя его как дифференцирующий признак (это же касается и особи, общества, этноса, популяции; а в основе возникновения прозвищ у людей всегда лежит некое нуминозное, впечатляющее событие). Сакрально то, без чего носитель свойства перестает быть собой, теряет лицо, превращаясь в «кирпич творения», т. е. элемент для большей конструкции.

И как лицо общества, этноса, личности составляет их набор сакрализованного (культура, традиция), так особенные проявления бытия могут говорить и о биологических сущностях. Эволюция в этом случае есть процесс «нанизывания» удачных приобретений (а мифы изображают генезис новых сущностей именно через удачные ответы на вызовы; приобретенные качества представляются как дар за разрешение некой конфликтной ситуации) на условный общебиологический стержень, исходящий из гипотетической начальной точки зарождения жизни и направленный к некой «точке Омега». К такой же гипотетической точке можно свести и все многообразие человеческих культур, рас, языков, расхождением обязанных множеству влияний внешних вызовов и удачных изменений-ответов на давление среды. Биологическая и социокультурная эволюция имеют слишком много общего, хотя протекают с разной скоростью. В. Тэрнер справедливо рассматривает человека как вид, «чья эволюция происходит главным образом посредством его культурных инноваций» 78.

Конечно, не каждый ответ (инновация, «волшебный дар»), как природный, так и культурный, может считаться успешным, но поскольку эволюция совершается, то «новое приобретение – которое нельзя вывести из предыдущей ступени, откуда оно берет свое начало – в подавляющем большинстве случаев бывает чем-то высшим в сравнении с тем, что было» 79. «Многие ученые… видят в эволюции целенаправленные потоки особой энергии, ведущие к усовершенствованию» 80. Реагирование соматического жизненного начала (тела) происходит по каким-то законам, которые вряд ли абсолютно случайны, а должны следовать внутренней потребности той популяции, что приняла вызов среды. Потребности эти соответствуют «интересам» и принципам жизни вообще, а потому, вероятно, механизм реагирования в чем-то сходен как в биологической, так и в культурной эволюции. И если удачный ответ культуры приносит «волшебные дары» в виде новой сакрализации, то и эволюционное приобретение – удачный ответ жизни – имеет сходную сакральную сущность.

В идее сакрального освящается сама эволюция. Последнее подтверждается определенным сходством эволюции и обряда инициации: в обоих случаях происходит приближение к смерти и/или ритуальное умирание – жертвоприношение прошлых свойств индивида ради обретения новых качеств, перерождения («Все, что не убивает, делает нас сильнее»). И здесь, и там индивид пересекает границу тревожного нового опыта и проходит через небытие, в обоих случаях он испытывает страдания и чувство отчуждения. В еще большей степени эволюция сближается с посвящением, если верна теория скачкообразного её протекания, когда длительные периоды размеренного, «нормального» бытия сменяются краткими скачками (сальтациями). Если в природе, вследствие изменений среды, нарастает число мутаций (= возможностей), в культуре этому соответствуют ритуалы прохождения через бесстатусность, бесформенность (см. В. Тэрнер. Символ и ритуал).

Здесь перед нами встает вопрос: сакральное есть наиболее общее, или наиболее особенное? Но всякое общее когда-то было особенным, как и всякое прекрасное – безобразным. Сакральное требует определенных уступок Танатосу ради дальнейшего утверждения жизни; принесения в жертву части жизненной силы для обретения новых качеств. И если красота – торжество черт наиболее общих, итог банального повторения оптимальных форм, благословенного Эросом, то уродство, без-образность в силу напряженности в нем конфликта Эроса и Танатоса, в силу близости столь взаимоотрицающих начал, чревато творением нового, неподражательного. Красота/Эрос цикличны и являются частью Закона, космического (а космос – это «красивый мир») порядка, а значит, относится к сакрализованному (вспомним, что критерии красоты изменчивы в разные эпохи и в разных традициях). Безобразное же ближе к танатическому началу. Красивое (= эротичное), по Платону – то, что взывает к творчеству, чревато творением, порождением. Красота – признак наибольшей удаленности от смерти, максимальной жизненности, силы, слишком приспособленности к бытию в этом мире. Не случайно и в природе мы находим наиболее прекрасным то, что готово порождать, что наименее заражено смертью – цветы, плоды, зелень, пение птиц (как правило, связанное с периодом размножения). Но красота лишь до известной степени выдерживает давление. За гранью ее выносливости лежит либо гибель, либо уродство – мутация, несущая новые свойства, которые при определенных обстоятельствах становятся оптимальными, то есть прекрасными (не случайны отличия канонов красоты в культурах, формировавшихся в непохожих природных условиях).

Тема красоты приближает нас к таким категориям как мистическое и магическое. Мистика подразумевает веру в возможность непосредственного контакта со сверхъестественными силами, либо возможность сверхъестественного контакта с естественными объектами. То есть, чтобы говорить о мистике, необходимо наличие сверхъестественного как особого полюса бытия. Пока остановимся на том тезисе, что культура и все ее факты сверхъестественны. А с точки зрения мифологического сознания, культура (сакрализованное) берет свое начало в абсолютном сверхъестественном источнике – собственно сакральном.

Мистика позволяет индивиду самоотождествляться с неким внешним объектом, чувственно с ним сливаясь, что может принимать две формы: экстаз – отождествление с сохранением своей воли, и одержимость – слияние с подчинением воле внешней. Впрочем, вполне вероятно экстаз и одержимость – лишь две необходимые фазы единого процесса общения с иным, как вызов и ответ, вдох и выдох; по мнению Н. А. Бердяева, мистическое погружение в себя одновременно есть и выход из себя.