Антон Баков - Демократия по-русски

В этом же году Горби принял, помимо антиалкогольного, ещё одно роковое для себя решение – назначить Ельцина главой Московского горкома КПСС. Это к вопросу о том, что каждая «мышка скребёт на свой хребет» обычно сама. Впрочем, с другой стороны, Горбачёв объективно с ног сбился в поисках достойных кадров, которые смогли бы заменить разом «сдавших» брежневских ветеранов.

Год спустя Горбачёв одобрил долгожданный закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», который позволил первым предпринимателям развернуться. Благодаря этому советские граждане, наконец-то, узнали, что такое хозрасчёт, самоокупаемость и самофинансирование. Это когда вроде бы можно что-то делать, но при этом – гиперинфляция, пустые магазины, упомянутые ранее карточки и вообще – двукратный рост внешнего долга.

Одновременно Горбачёв пытался в течение некоторого промежутка времени силой удерживать СССР от полного краха, для чего были введены войска в Азербайджан, в Грузии произошёл разгон демонстрации, а в Алма-Ате «получил по зубам» митинг молодёжи. Даже жаждавшая вырваться на свободу Прибалтика смогла отделиться только в 1991 году.

Несмотря на размах своих деяний, Горбачёв был страшно одинок и, не найдя поддержки у физика Сахарова, обратился к другому учёному – лирику Лихачёву.

Дмитрий Лихачёв (1906—1999). Член-корреспондент Академии наук СССР. Бессменный защитник памятников культуры, в 1986-м возглавил правление Советского Фонда культуры. Филолог, культуролог, академик РАН, питерский интеллигент «до мозга костей», автор 500 научных и 600 публицистических трудов, посвящённых истории русской культуры и литературы (главным образом, древнерусской).

За участие в студенческом кружке «Космическая академия наук» Лихачёва арестовали, в течение пяти лет он сидел за контрреволюционную деятельность. Побывал даже на Соловках, в лагере особого назначения. Если верить современным источникам, Лихачёв откровенной «контрой» не являлся, но, тем не менее, «Сталина и Ленина не цитировал», что, видимо, настораживало отдельных особо бдительных товарищей.

Лихачёв был, прежде всего, человеком культуры. Если посмотреть глазами филологов, то он являлся классическим «чужим среди своих», то есть интеллектуалом немного не от мира сего, которого обожала часть питерской и московской интеллигенции, то бишь гуманитарии-теоретики.

Можно сказать, что Лихачёвых было два – Лихачёв-филолог и Лихачёв – общественный деятель. Каким же был Лихачёв-общественник? И мог ли этот, казалось бы, оторванный от жизни человек преобразовывать своё время, находящееся в «прокрустовом ложе» системы? А может, и не преобразовывал он его вовсе?

Лихачёв монополизировал, по сути, «подмял под себя» все исследования произведений древнерусской литературы, в первую очередь, эпоса. Разумеется, в глазах многих наших современников древнерусская литература – это дикая архаика. Зато древнерусские тексты патриотичны, а ведь мы ратуем за то, чтобы собрать и сохранить культуру нашего народа, так сказать, «всю до последней крошки», не так ли?

Каноническое произведение, «Слово о полку Игореве», пусть и в переводе на современный русский язык, столь отчётливо выделялось на общем небогатом фоне нашей древней словесности, что именно оно стало главным инструментом советской карьеры Лихачёва. Так что его основная заслуга как деятеля культуры – включение этого произведения во всесоюзную учебную программу и, соответственно, в культурный фундамент нации.

Разумеется, среди учёных вскоре появились и пострадавшие – те, кто более или менее аргументированно ссылались на отсутствие доказательств подлинности «Слова о полку Игореве», открытого читающей публике «русским Макферсоном» графом Алексеем Мусиным-Пушкиным. Так, поддержавший эту точку зрения исследователь Средневековья историк Александр Зимин не смог опубликовать не только своё исследование о «Слове», но и семь монографий совсем на другие темы.

Дошло до абсурда. После сталинистской критики Лихачёва сборники стихов казахского поэта Олжаса Сулейменова, «посмевшего» искать в «Слове о полку Игореве» не только славянское, но и тюркское влияние, не издавались аж 17 лет.

Но, тем не менее, именно такой человек, как Лихачёв, оказался позарез нужен хитроумному Горбачёву для заигрываний с интеллигенцией и русскими националистами. Заинтересованному в поддержке, но далёкому от них Михаилу Сергеевичу был нужен человек, который мог бы стать посредником между властью и вышеупомянутыми «товарищами». Конечно, такого «нужного человека» система должна была дополнительно «прикормить».

В 1986 году 80-летнего Лихачёва наградили званием Героя Социалистического труда и назначили бессменным председателем Советского Фонда культуры. Благодаря симпатиям Раисы Максимовны Горбачёвой Лихачёв и вовсе стал одним из наиболее приближенных к советской «верхушке» деятелей советской поры.

Горбачёв не жалел денег на проекты Лихачева: лихачёвский журнал «Наше наследие» издавался за границей на глянцевой финской бумаге аж шесть раз в год. В 1988—1991 годах тираж издания составил рекордные 200 000 экземпляров, что сделало его самым массовым среди культурологической периодики. Кроме того, Фонду культуры был выделен прекрасный особняк на Гоголевском бульваре, д. 6, в Москве. А Лихачёв был «назначен», ни больше ни меньше, главным моральным авторитетом и носителем «общечеловеческих ценностей» в стране, можно сказать, мостом между старорежимной Россией и новым советским миром.

Что касается мира «старорежимного»: Октябрьская социалистическая революция застала почтенного старца ещё 10-летним ребёнком, так что карьеру он сделал в «людоедском» Советском Союзе, где, как известно, за «просто так» и принципиальную честную позицию Сталинские премии не давали. Лихачёв же получил таковую ещё при жизни Вождя народов, а именно в 1952 году.

В отличие от куда более принципиальных, чем он, Сахарова и Солженицына Лихачёв добровольно превратился в орудие и объект манипуляций Горбачёва, хотя практическую эффективность учёного оценить довольно трудно. После падения Горби всегда лояльный к коммунистам Лихачёв был использован в 1993 году уже Ельциным для подписания резкого «Письма сорока двух» в адрес российского руководства с требованиями запрета Компартии и досрочных выборов. Также в письме осуждалась так называемая «преступная политика Верховного Совета».

К 1995 году почтенный академик использовал исключительно «антикоммунистическую» риторику в духе: «Что такое Октябрьский переворот? Против кого он был направлен? Против интеллигенции. Первый год у власти стояли полузнайки. Стали арестовывать профессоров». И т.д., и т. п.