Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6551 ( № 17 2016)

Зададим вопрос: в какой мере знание об историческом событии, отражённое в голове читателя, соответствует реально случившемуся событию? Ответ очевиден – в очень незначительной. И вот в 1970-е годы Хейденом Уайтом и его сторонниками-постмодернистами было заявлено: адекватно познать прошлое невозможно. А раз так – истории не существует. Есть только воображение историков. «История, – как писал Уайт, – всего лишь операция словесного вымысла».

Самое опасное было в том, что постмодернисты оказывались правы: в самом деле, и в исторических источниках, и в трудах историков описание прошлого нередко сильно искажено и не поддаётся адекватной реконструкции.

В исторической науке отсутствует важнейший компонент научности – так называемая процедура верификации, возможность проверки полученного результата. Главным средством такой проверки выступает научный эксперимент. Но ведь мы не можем повторить Куликовскую битву, чтобы проверить правильность наших знаний. Поэтому опровергнуть обвинения постмодернистов очень сложно.

«Постмодернистский вызов» был усугублён «лингвистическим поворотом». Так назвали распространение на научные тексты методов анализа филологических наук. То есть текст исторической монографии можно воспринимать как правдивый рассказ о прошлом. А можно – как роман, в котором есть завязка, кульминация, сюжет, разного рода литературные приёмы вместо научных доказательств. Ведь любая книга – это текст, а любой текст может быть проанализирован с позиций филологической науки.

В результате в последней трети ХХ века был поставлен под сомнение сам статус истории как науки. Может быть, это не наука, а искусство, более близкое к литературе, художественному творчеству? Отсюда и её конъюнктурность, тенденциозность? В западных классификаторах науки историю стали относить к категории Arts and humanities – «Искусства и гуманитарные знания».

Информатизация: благо или зло?

В конце ХХ веке историческая наука столкнулась с ещё одним вызовом – формированием глобального информационного пространства, ростом влияния интернета и т.д. Применительно к истории (да и к наукам в целом) это выразилось в небывалом росте количества научных публикаций. Говорят, каждые 30 секунд в мире выходит научная статья. Доля исторических статей в этом потоке сравнительно невелика. Но всё равно цифры впечатляют: в апреле 2016 года в базе данных РИНЦ (Российский индекс научного цитирования) зафиксировано 474 названия российских научных журналов по истории. Если считать, что каждый журнал выходит минимум четыре раза в год (а многие – от 6 до 12) и содержит 15 статей (средний показатель), то мы имеем более 28 000 научных статей по истории в год, не считая научных сборников и материалов конференций, которые гораздо многочисленнее.

И это только в России. Историк М.А. Бойцов подсчитал, что только по медиевистике (изучение истории Средних веков) в год в мире выходит больше 10 000 статей и книг. Ни один медиевист их все не прочтёт. А это означает утрату профессионализма – разве можно считаться профессионалом, если не знаком со всей научной литературой по своей теме?

Такая ситуация породила феномен наукометрии – когда научный вклад пытаются измерить количеством цитирований, ссылок на твою статью или книгу. Для этого создаются специальные базы данных, которые выстраивают рейтинги журналов: в каких престижно печататься, в каких – не очень. Учёные относятся к наукометрии с немалым раздражением, справедливо указывая на несовершенство и неполноту существующих сегодня наукометрических баз. Более справедливой и адекватной считается экспертная оценка работы научным сообществом. Но никакие авторитетные эксперты не смогут прочесть и оценить 28 000 статей в год. Использование наукометрии неизбежно при всём её несовершенстве.

Возникает парадокс: благодаря современной издательской индустрии и интернету никогда раньше у историков не было таких возможностей нести своё научное слово людям. И никогда раньше их так плохо не слышали. Происходит настоящая научная инфляция, девальвирующая труды учёных. Талантливая работа может легко потеряться в бесконечном потоке вторичных материалов. С исторической гласностью сегодня всё хорошо. Плохо со слышимостью.

Из-за несметного количества публикаций, фактического исчезновения фильтра научного редактирования, которое всё-таки отбраковывало совсем уж слабые работы, читатель сегодня дезориентирован. Любой может опубликовать свою книгу в интернете, найти коммерческое издательство. Журналов столько, что можно опубликовать самую слабую статью – не возьмут в этом, отдадим в другой. Как читателю разобраться в этом потоке? Обращают внимание на более скандальные работы, при этом зачастую низкого научного качества. А неброская, но слишком интеллектуальная для читателя академическая наука совсем теряется.

Секреты выживания

Подведём итоги. Кажется, что к началу ХХI века истории как науке был нанесён ряд чувствительных ударов. Но история живёт и умирать вовсе не собирается. И историческая наука тоже.

Секрет выживания истории – в том, что она играет в обществе двойную роль: культурную и научную. В сфере культуры история была, есть и будет востребована человечеством. Она интересна, и в этом её главная привлекательность. Люди поклоняются гробницам предков и национальным святыням, посещают исторические достопримечательности. Читают книги о подвигах и славе, о королях и королевах, о том, что ели и пили в древности…

Конечно, это интерес скорее относится к сфере развлечения (историк Александр Юрченко сказал замечательную фразу: «История – это наука высоких развлечений»). А названные направления применения истории – к тому, что сегодня называется публичной историей, поп-хистори, то есть к социокультурным явлениям. Но чтобы развлечение было качественным, кто-то всё равно должен откопать в архивах интересные факты, написать научные книги, на основе которых потом будут созданы мифы, легенды, исторические реконструкции. В основе человеческой культуры лежит историческое знание, претендующее на звание научного и истинного.

К тому же нельзя сказать, что история покорно сносила удары современности. В ХХ веке она пережила по крайней мере две методологические революции. Начало первой учёный мир не очень-то заметил: в 1924 году во Франции вышла книга Марка Блока с несколько странным названием: «Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти». Реакция на неё была благожелательной, но книгу мало кто понял. Марка Блока как участника французского Сопротивления в 1944 году расстреляли гестаповцы.