Ирина Ершова - Странствующий по миру рыцарь. К 400-летию со дня смерти Сервантеса

Когда аркан, огонь, и дрот, и лёд,
Что душит, пепелит, разит и студит
нежнейшую из душ, вам небо шлёт, —
ведь вы в плену, в огне, вас холод губит, —
какой же узел, пламень, снег иль гнёт
теснит и жжёт, морозит, ранит, будит
боль в сердце, мой Антонио, откройте,
иль другу спеть в стихах о том дозвольте.

Дивится небо вашему уму,
завидует и требует к участью,
и Селию на землю шлёт саму,
она лишь возвести способна к счастью.
Дано вам зреть такую красоту,
что всяк невольно зависти причастен.
Блажен же тот, кто, сколько ни страдает,
лишь зависть к своим мукам вызывает.

Слова, что росчерк вашего пера
из недр души отправил на бумагу,
твердят: вы — гость небесного Двора,
и нет уже нужды в земной отваге.
Амор там держит вас — его пора
сказать: жив в смерти, кто увидел Благо,
душа, что не землёю рождена,
навек лишь Селии и небу отдана.

Сколь странно, что небесная краса,
В себе все муки ада заключает.
В союзе с ее мощью небеса:
На боль и скорбь вас дружно обрекают;
Вам путь туда, где хóров голоса,
предвидя ваш удел, я различаю
ту душу, что, на небо воспаряя,
земле земное счастье оставляет.

Коль, принимая благосклонный вид,
за человеком небо наблюдает,
оно тайком добро тому творит,
кто зло в себе нещадно истребляет;
но если взгляд суровый устремит,
тогда раздор и беды насылает,
так поступает ваше Небо с вами:
мир и войну несёт вам, лёд и пламя.

На небе ясном, строгом и спокойном,
где звёзды совершенные сияют,
все ж нет таких светил достойных,
что добродетель Сельи украшают;
песчинок стольких нет в пустынях знойных,
что под лучами Ливии сверкают,
сколько похвал мой стих смиренный знает
той, что вас губит, той, что вас спасает.

Вам жарко в Скифии, в Аравии — хлад мучит,
такого мир не видывал доселе;
в везенье — слабы, а в беде — могучи;
слепой, вы видите не хуже зверя,
безумье — разуму у вас попутчик,
и вот душа в плену, а ум растерян,
вражду такую породила та,
кто ваше Небо, солнце и звезда.

Коль Небо было б хаосом, одной
материей, никто б не удивлялся,
что глас души, охваченной тоской,
до этой высоты не докричался;
но то не хаос — гармоничный строй,
что из частей предвечных составлялся,
и Небесам таким нет оправданья,
раз глухи они к плачу и стенаньям.

Когда молить дозволено за друга,
Который в плен опасный угодил,
Вам протянуть готов свою я руку,
Стараться стану, не жалея сил.
И коль удача будет мне подругой,
Увидите, я труд свой завершил,
Не попрошу награды за удачу —
Слова из ваших уст поболе значат.

Скажу я: «Селия, в твоей небесной власти
и жизнь, и смерть, и боль, и к звёздам взлёт
пленённого тобой раба, ему за счастье
хранить твой образ в череде невзгод;
так обрати ж свой милый лик с участьем
к нему, тобой поверженному влёт:
узришь ты тело в мрачном заточенье
души, тобой похищенной в мгновенье.

Ведь и сердца, что мужества твердыня,
Порой не устоят в вопросах чести,
так пусть твоё, жестокое, отныне
откажется от столь жестокой мести.
Твой шаг второй — смири свою гордыню,
то будет уже подвига предвестье:
с Небес твоих ты дух освободи,
чтоб тело бедное могло за ним уйти.

Душой — на небе, телом — на земле
влюблённый, что томится и страдает
из-за тебя, о Селья, ведь в тебе
небес пречистый светоч оживает.
Жестокость не польстит твоей красе,
а равнодушья хлад — лишь отвращает:
яви хоть толику любви, не будь врагиней
тому, кому ты — Небо и Богиня» [4] Перевод Екатерины Трубиной под редакцией Маргариты Смирновой. .