Виталий Степанов - Под ветрами степными

В окно видно, как с прилепившихся к карнизу сосулек срываются, ослепительно вспыхивая на солнце, капельки воды. В ярком голубом небе, в сверкающей степи, в этой обманчивой капели вдруг почудится что-то весеннее, и тревожно замирает сердце. Но весна еще далека. Часа через два оттаявшие на солнце просветы в окнах снова туманятся инеем.

Когда кончаются занятия, полнеба затянуто багряной морозной зарей, и весь поселок с желтыми окнами домов становится похожим на красивую театральную декорацию.

После ужина все снова встречаются в красном уголке. Здесь тепло. К предстоящему в районе зимнему фестивалю репетируется своя собственная пьеса из жизни совхоза.

Если ничего не было ни в клубе, ни в красном уголке, собирались в общежитии у девочек. Иногда пели, иногда вспоминали школьные и всякие истории из совхозной жизни. Все, кажется, вошло в свою колею, на горизонте не было никаких тучек, и вдруг произошли события, все перемешавшие и перепутавшие и у пристанцев и у турочаков.

Неугомонного Владьку Суртаева отлучили за озорство от турочакской кухни. Его одноклассницы ожидали, что к ужину он явится с повинной, а Владька в это время сидел на кухне соседней пристанской половины. Изгнанника-турочака приняли здесь радушно, и он торжествовал.

Между двумя половинами девичьего общежития вспыхнула вражда. Каждая из враждовавших и не здоровающихся друг с другом считала себя абсолютно правой. На турочакской половине не могли примириться с тем, что было подорвано ценное воспитательное мероприятие в отношении Владьки Суртаева, и во всеуслышание связывали его переход на пристанскую кухню с недавно появившимися у соседок модными прическами. На пристанской половине эти высказывания вызывали бурю негодования.

Мальчишки не участвовали в ссоре. Но однажды за обедом Валя Унжакова, выражая общее мнение, заявила, что Игорь и Женька ведут себя крайне нетактично и лицемерно, показываясь в женском обществе на соседней враждебной половине, хотя они оба прекрасно знают, и прочее и прочее.

У Игоря лицо приняло насмешливое выражение, но он промолчал. А Рябов тотчас же рассвирепел и заявил, что он показывался, показывается и будет показываться там, где ему хочется, а не там, где ему кто-то указывает.

Напрасно их ожидали к ужину. Они больше не появились. Рябов, Игорь и Володя Иванников перешли на довольствие к турочакам, где были встречены, разумеется, с восторгом. Это было громом среди ясного неба, разразившимся прямо над пристанской половиной девичьего общежития.

По вечерам через тонкую щитовую стенку слышался звонкий смех Рябова и раскатистый хохот Игоря. Ужин по времени давно уже кончился, и чего, спрашивается, им там сидеть? Как отвратительно такое вероломство! Унжакова уходила в дальнюю комнату, где нельзя было слышать, что делается на соседней половине, и молча сидела там одна.

Само собой разумеется, что при встречах не замечали друг друга, хотя в крошечном совхозном поселке натыкались друг на друга по десять раз на день. И надоело всем дуться, и все были готовы помириться и предать анафеме проклятую ссору, но никто не зная, с чего начать.

Будь мальчишки повнимательней, они могли бы заметить, что в ту минуту, когда они идут на обед, занавески на окнах пристанской половины чуть-чуть отодвинуты, а если бы они подошли еще поближе, то непременно увидели бы, что за каждым их шагом следят несколько пар внимательных глаз. Но кто мог об этом знать?

И разве могли знать девочки, что каждое утро ребята вставали с твердой решимостью сегодня идти прямо на свою пристанскую половину. Но когда доходили до развилки двух хорошо протоптанных дорожек, никто из них не решался первым пойти прямо и поворачивал влево, а за ним шли и остальные.

Было это и смешно и печально, а впереди еще предстояли такие неприятности, которых, кажется, даже нарочно не придумаешь.

Вторую неделю непрерывно бушевали бураны. В совхозе кончался уголь. Оставшиеся несколько тонн берегли для пекарни и кузницы. На помощь машинам, пробивавшимся из Алейска с углем, ушли тракторы, но до сих пор никто не возвращался.

В общежитиях экономно топили дровами, но много ли проку от вязанки дров в щитовом доме! На турочакской кухне появились дрова подозрительного происхождения. Когда я стал допытываться у Гали Старцевой, откуда взялись изрубленные доски, она пробормотала что-то нечленораздельное. Это была дверь от угольного сарая, которую недавно сорвало ветром. Изрубил ее Синельщиков. Вечером я увидел его в мужском общежитии и пообещал составить на него акт. Лицо у Синельщикова дрогнуло. Он бросил шуровать железным прутом в печке и молча ушел к себе в комнату.

Мне стало не по себе, и я вошел за ним следом. В комнате было холодно и неуютно. Анатолий в шапке и стеганке сидел на кровати. Я сел напротив него и спросил, почему он так обиделся на мои слова. Разве они не справедливы? Ведь так мы можем начать ломать все, что ни попадется под руку.

— Я не обиделся, — сказал он угрюмо. — Почему-то вдруг все опротивело. А на кухне у девчонок и дров сегодня даже не было. Кто виноват в этом?

Кто был виноват в этом? Конечно, не он. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно перед ним за все это — холодное общежитие, дорогую рабкооповскую столовую, паршивую баню, в которой всегда не хватает воды.

Если здесь, в голой степи, сумели за два года поставить поселок, разве нельзя было уже сделать, чтобы ребята не мерзли в общежитиях и не морочили себе голову со своими двумя кухнями? Все можно было уже сделать. Просто очерствели, привыкли к тому, что люди удивительно стойки и незлопамятны, и заставляем переносить то, чего уже давно не должно быть.

А машин с углем все не было. На пристанской половине ночью был заморожен водяной котел. В большой комнате с лопнувших батарей свесились до пола сосульки. Девочки в стеганках и платках, как погорельцы, сидели на кухне и не знали, что предпринимать.

Владька отправился на свою исконную турочакскую половину проводить дипломатические переговоры и вернулся вместе с Ритой Зубовой. На время ремонта турочаки великодушно предоставляли своим соперницам одну комнату. Кто мог предполагать, что все так перепутается и осложнится? Жить на одной половине с турочаками и каждую минуту иметь возможность наткнуться в коридоре на своих мальчишек! Но другого выхода не было.

— Сами виноваты! — сказала, поднимаясь и не глядя ни на кого, Нэля Бажина.

Суртаев помог перетащить кровати и прочее имущество. Несколько дней девчонки прожили на осадном положении, почти не выглядывая из своей комнаты и стараясь никому не попадаться на глаза. А легко ли это сделать? Вышла на кухню Унжакова за водой, а там Игорь. Сидит за столом и говорит, не поднимая головы: «Здравствуйте!»