Виталий Степанов - Под ветрами степными

— Да, к вам!

Это было сказано с такой резкостью и укором, что я не на шутку встревожился. Не ожидая расспросов и не садясь, она выпалила:

— Если вы не поможете навести порядок на ферме, все доярки разбегутся!

— Вы там три месяца уже работаете и не можете порядка навести, что же я могу сделать? — пробовал я отшутиться.

— Всегда вы смеетесь, а нам сейчас совсем не смешно!

И в доказательство сказанного, в доказательство того, что ей и в самом деле не до смеха, она заплакала. Вытирая слезы рукой и кончиком клетчатого платка, она говорила, что все обещали помогать ферме, а туда никто не показывается и никто не знает, что там творится.

Я слушал ее с тяжелым вниманием человека, которому говорят неприятную правду.

Как незаметно, в один год, выросла эта девочка, всегда трепетавшая и бледневшая в классе при раздаче сочинений. Тогда она стеснялась спросить, почему у нее четверка, а не пятерка. Теперь без всякой робости, с упрямым ожесточением взрослого человека, имеющего на руках большое дело, она говорила о том, что делается на ферме.

А там и вправду было нехорошо. По приказу директора ферму перевели на летние выпасы в Аверин лог, недалеко от бригады Суртаева. Сделать это было давно пора, но совсем не так, как было сделано. Управляющий послал трактор за вагончиком и на этом успокоился, полагая, что остальное сделается само по себе.

По дороге в вагончике развалилась печь и рухнули нары. А следом пригнали коров. Первотелки, привыкшие стоять во время дойки привязанными, не подпускали к себе доярок и разбегались в разные стороны. Их ловили и привязывали к комбайну, который стоял в логу еще с прошлой осени. Но десятка два коров оставались вторые сутки недоеными.

Самое лучшее решение можно было принять на месте, и через полчаса вместе с Лидой Волковой мы неслись на ферму в директорском «газике». Лида, обрадованная тем, что ее оторвали от бумаг, была возбуждена видом огромных черных полей и зеленых лугов.

— Мы начнем осмотр фермы с того, что попробуем сливок, — пошутила она.

И тут же, вспомнив, зачем едем, помрачнела.

На ферме все было так, как рассказала Саня. Утренняя дойка не кончилась, и конца ей не было видно, хотя шел двенадцатый час. Равиль погнал пастись часть стада. Женька на лошади оттеснял очередную корову к комбайну, девочки с разных сторон окружали ее, а Игорь набрасывал веревку на рога. Все были злые и грязные, в особенности Игорь, которому, судя по его виду, пришлось уже не раз проехаться по земле.

Лида, до смерти боявшаяся коров, мужественно взялась помогать девочкам и Игорю. Поправляя сползающие очки, взволнованная, она подталкивала к Игорю обеими руками корову и уговаривала ее не бояться. Участие Лиды в завершающей стадии утренней дойки в какой-то степени разрядило накаленную атмосферу. У Игоря заблестели глаза, хотя он по-прежнему старался выглядеть мрачным. Девочки улыбались. А Женька откровенно похохатывал, когда Лида, отставив руки, стала растерянно оглядывать себя.

Смех-то смехом, а надо было срочно что-то предпринимать. Во всех делах, где нужны немедленные решения и большая энергия для их выполнения, Лида — незаменимый человек. Она никогда не отступит, не добившись своего.

Через час вместе с Рябовым она приступила к организации комсомольского воскресника на центральной усадьбе. Надо было разобрать зимний пригон и перевезти его на выпасы. Но сегодня, за два дня до окончания сева, людей не так-то просто было найти. Отыскался только один относительно незанятый человек — Толик Мацнев. Он возился в гараже со своим недавно полученным стареньким грузовиком.

Узнав, в чем дело, Анатолий охотно согласился помочь. Лида и Женька сели к нему в кабину — хорошо, когда шофер свой человек!

— Я все равно сегодня без дела загораю, — сообщил он, нажимая ногой на стартер.

Завести машину со стартера не удалось. Мотор завелся лишь после того, как Толик два раза поковырялся в моторе и до пота покрутил рукоятку.

Сдвинувшись с места, машина стала так скрипеть и дребезжать, что казалось, она вот-вот развалится на ходу.

Грузовик, ободранная кабина которого была помята с обоих боков, был полной противоположностью своему щеголеватому хозяину. Мацнев, в черном берете, сдвинутом набок, спортивных брюках и красивой пестрой рубашке, был бы очень хорош, скажем, в директорском «газике». Но Толик не унывал, что судьба распорядилась иначе в самом начале его шоферской карьеры.

Единственное, что в машине работало безотказно, — гнусавый сигнал и скрежещущие тормоза. И Мацнев считал, что эти достоинства — главные, ибо они обеспечивают ему полную безопасность движения. Поэтому он очень снисходительно и добродушно относился к шуткам, которыми осыпали его и Лида и Женька.

Втроем они приступили к делу. Старое ломать — не новое строить. Работа пошла споро, но когда принялись за столбы, сразу же остановились. Они крепко сидели в не оттаявшей еще под толстым слоем навоза земле. Попробовала Лида качнуть свой столб — у нее только очки прыгают, а столб ни с места. Рябов с Мацневым взмокли, пока вывернули пару столбов, а к следующим как-то и не решались приступаться. И тут Анатолия осенила блестящая мысль.

— Дурную работу делаем, — сказал он с досадой, что раньше не сообразил, как механизировать трудоемкий процесс извлечения столбов из промерзшей земли.

Он прицепил кусок троса к машине, другой конец набросил на столб и легко, как зуб, машиной вытащил его.

Настроение у всех сразу поднялось.

А на ферме в это время также не сидели без дела. Мыли и приводили в порядок вагончик. Игорь копал ямы под столбы для пригона. Саня Легостаева отправилась на стан к Суртаеву выпросить у него железную печку.

Печка у Владьки есть, и даже не одна, но он выслушивает Саню с постной физиономией, какая бывает у хозяйственников при разговоре с просителями.

— И чего вы сюда подселились? — говорит он. — Места, что ли, мало? Сегодня вам печку дай, а завтра начнете просить, чтобы в кино вас везти.

Его прижимистость на Саню не производит никакого впечатления, и он улыбается:

— А трубу надо? Берите сразу с трубой, а то потом опять прибежите.

Ободренная хорошим началом, Саня решается высказать главную просьбу.

— Владик, ты умница! А мальчишек никого у тебя свободных нет? Нам до зарезу тридцать ямок к вечеру надо выкопать.

У Владьки каждый человек на счету. Дрова нарубить на кухне и то некому. Единственный свободный человек — Иванников: с трактора у него сегодня сняли радиатор и увезли паять. Но парня жалко — он отсыпается сегодня за всю посевную.

А Саня смотрит на Владьку с такой доверчивостью и надеждой, как будто от него зависит, быть или не быть ферме. Куда от нее деваться!