Анатолий Никифоров - Золотая нить Ариадны

Эти годы были, пожалуй, самыми счастливыми в жизни Якова Ивановича, и они в определенной мере как бы компенсировали неприятности прошлых лет, помогали, если не забыть, то затушевать все необоснованные обиды и тяготы, которые ему пришлось пережить без всякой вины.

Сам он твердо руководствовался формулой: лес рубят — щепки летят.

Вот с таким замечательным человеком свела меня судьба в начале моей профессиональной деятельности.

Любовь к полевым цветам чуть не погубила Сергея Михайловича. Обманутый затишьем, он перелез через бруствер своего окопа и без мосиновской трехлинейки пополз за незабудкой, сиротливо качавшейся в пяти саженях от окопа и придававшей омертвевшей, разрытой окопами, траншеями и взрывами бомб и снарядов земле признак жизни. Этот полевой цветок на передовой как бы говорил, что и против пуль, снарядов и бомб есть сила, и эта сила называется жизнью. Сергей Михайлович понимал, что поступает довольно рискованно, но какой-то внутренний голос из далекого детства, связанного памятью об обилии полевых цветов вокруг его села Ключи в Борисоглебском уезде, подталкивал его к этому не очень разумному шагу. Он вспомнил, как иногда, в редкие минуты отдыха от крестьянских работ, распластавшись на поляне сплошных незабудок, напряженно всматривался в такое же голубое небо, радуясь жизни и подпитываясь доброй, здоровой аурой земли, цветов и небес.

Он слишком поздно услышал шум от подлетавшего немецкого снаряда, чтобы успеть скатиться в воронку рядом, и взрывной волной его так ударило о землю, что он моментально потерял сознание.

Пришел в себя в полевом немецком лазарете, где с тревогой узнал о своей тяжелой контузии и пленении. Позднее он также узнал, что его рота тогда отступила, оставив на переднем крае обороны своих раненых и контуженых солдат и офицеров, и когда немецкая команда собирала раненых, трупы и трофеи, то обратили внимание на него, державшего в руке полевой цветок. При нем обнаружили четыре Георгиевских креста, орден Анны 4-й степени, Станислава 3-й степени и Владимира 4-й степени с мечами и бантом, и немецкий офицер Курт Венцель распорядился о повышенном внимании к этому русскому солдату. Воспитанный на лучших прусских армейских традициях, в которых всегда почитали солдатскую храбрость и доблесть, он по достоинству оценил награды русского пленного и решил взять его под свою опеку.

В госпитале Сергей Михайлович несколько раз слышал, как врач, давая указания медсестрам, произносил фразу: «Дер руссише зольдат мит айнер блюме». Позднее он, восстанавливая в памяти детали контузии, понял, что речь идет о нем, поскольку был подобран с цветком в руке. Вскоре эта фраза стала для него своего рода опознавательным знаком.

Чуть-чуть обозначившийся румянец на щеках Сергея Михайловича говорил о том, что дело пошло на поправку.

При очередном его посещении Курт предупредил Сергея Михайловича через переводчицу, что пришел для серьезного разговора.

— Вы являетесь военнопленным и по законам Красного Креста должны быть направлены в лагерь. Но я попытаюсь сделать для вас исключение. А прежде хочу задать вам один вопрос: какие работы вы можете выполнять и есть ли у вас какая-то специальность?

— Я крестьянин и могу выполнять все сельскохозяйственные работы: пахать, сеять, убирать, ухаживать за скотом…

— И как вы посмотрите, если я похлопочу, чтобы вы работали на ферме моего отца. Он бауэр, — перебил его Курт.

— Я согласен, — не раздумывая, ответил Сергей Михайлович, порядком уже истосковавшийся по работе на земле.

На ферме отца Курта плененного врага поначалу встретили настороженно, если не сказать, враждебно. Но вскоре его трудолюбие, скромность и внешнее обаяние сделали свое дело — он стал своим человеком в этой семье. Высокий, русоволосый, с правильными чертами лица сильного волевого человека, косая сажень в плечах, неторопливый и во всем основательный, Сергей Михайлович был похож на лубочного Илью Муромца, а хозяин увидел в нем и черты арийца с оговоркой, что похож на выходца из Мекленбурга.

Сергей Михайлович не только добросовестно работал от зари до зари, но и учился работать культурно.

За четыре года пребывания в Германии он в совершенстве овладел немецким языком, глубоко изучил быт и нравы немцев, их порядки, взаимоотношения в семье. И когда настало время возвращения на Родину, хозяин фермы и сам Курт пытались отговорить его от этого шага, пугали революцией, гражданской войной, даже невесту подыскали, однако его решение было непреклонным — только домой, только в Ключи, где живы еще его родители и где голубым ковром цветут незабудки. Шел 1918 год.

В Ключах Сергея Михайловича встретили как героя. Уездная власть выделила ему 10 десятин земли и дала льготную ссуду на приобретение коровы и двух лошадей. Навыки культурного земледельца, приобретенные в Германии, ему очень пригодились, и дела теперь уже на его собственной ферме сразу же пошли в гору. Но не долго радовался своим успехам георгиевский кавалер. Однажды под покровом ночи раздался подозрительный стук в окно. На крыльце стояли двое неизвестных: один с маузером, а другой с винтовкой. Разговор был начат без всяких вступлений.

— Мы из армии Антонова. Вы, наверное, знаете, что советской власти жить осталось месяцы. У Антонова не хватает командиров, и он зовет вас к себе…

— Но мне уже надоело воевать, притом я был тяжело контужен, и какой теперь из меня командир?..

— Значит, отказываешься, а зря. Выходит, что советская власть тебе по душе пришлась…

— В Библии сказано, что любая власть от Бога. Мне же жаловаться на новую власть грешно: встретили по-человечески.

— Значит, уже продался. Смотри, не пожалей, — грубо и с угрозой закончили разговор ночные визитеры.

А через неделю на Ключи налетел антоновский отряд под командованием С. А. Шамова, который отобрал у Сергея Михайловича корову, лошадей, мясо и сало, под чистую вымел все зерно, даже семенное. На слезы и мольбы родителей и беременной жены Сергея Михайловича, что скоро мальца нечем будет кормить, руководитель банды грубо сказал:

— Небось советская власть накормит.

На второй день в село приехала комиссия во главе с председателем исполкома и начальником уездного ЧК Н. И. Суворовым. Начались допросы, расспросы. Население так было затерроризировано, что люди боялись даже вспоминать внешние приметы бандитов, и, когда около сельсовета собрался народ на стихийную сходку, Сергей Михайлович сказал:

— Вопрос так стоит: или мы все объединимся против бандитов, и тогда мы их бояться не будем и проучим, или мы каждый по одиночке погибнем.

Уездная власть вновь помогла Сергею Михайловичу встать на ноги. А через некоторое время прямо в поле во время пахоты к нему подъехал Суворов и, озираясь по сторонам, предупредил Сергея Михайловича о том, что, по имеющейся у него информации, сегодня ночью бандиты вновь хотят совершить налет на село, во время которого его дом будет подожжен.