Анатолий Никифоров - Золотая нить Ариадны

Сергей Михайлович сидел в полной растерянности, и не только от сознания, что эти годы он жил «под колпаком» органов, а, прежде всего, от «перспективы быть «арестованным».

— Арест меня — это же позор для всей семьи. И не только позор, но и недоверие, — с трудом вымолвил он.

— Не переживайте, все это будет сведено до минимума. Когда лес рубят, конечно же, щепки летят, — не очень утешил он Сергея Михайловича, который в голосе незнакомца уловил железные нотки.

— А впрочем, поступайте так, как вам виднее. Если интересы государства этого требуют… — не закончил свою мысль Сергей Михайлович.

А через неделю, как и обещали, к его дому в сумерках подъехал черный воронок и он под слезы близких был увезен из родного дома и села… навсегда.

На занятиях в Москве упор был сделан на изучении немецкого языка, работы на радиостанциях, шифровального дела, способов конспирации.

Сергей Михайлович занимался упорно и основательно. Его радовало уважительное отношение к нему преподавателей и инструкторов, и единственным тяжелым камнем на душе была мысль о семье, с которой он не переписывался, и что думают о нем односельчане. Угнетал и тот режим, в котором он находился, — без контактов с внешним миром.

Будучи от рождения разносторонне одаренным человеком, он успешно осваивал все науки разведывательного дела и был в числе лучших слушателей в своей небольшой группе.

Начало войны в разведшколе восприняли спокойно, как давно ожидавшееся событие, в наступлении которого никто не сомневался.

Вероломное нападение фашистской Германии на СССР и скоротечное отступление Красной Армии по всему фронту поставили наши разведывательные службы в тяжелейшее положение: с одной стороны, провалы в Германии ряда резидентур, а с другой — полное нарушение радиосвязи с оставшимися, так как имевшиеся у разведчиков радиостанции были маломощными и прослушивались только с приемных станций, расположенных на линии Минска. С началом войны случилось самое страшное для разведки: она осталась без связи. В этой обстановке одной из основных задач, стоявших перед разведывательным ведомством, было восстановление связи и изучение обстоятельств провала ряда наших нелегалов.

Последний инструктаж Сергей Михайлович получил от одного из ставших впоследствии известным советского руководителя нелегальной разведки. До мельчайших деталей повторили легенду, поставленные перед ним задачи и пути их выполнения. Выводился в Германию он через Югославию.

По ряду известных соображений мы не будем касаться деталей работы Сергея Михайловича в Германии и только скажем, что после войны к известным его наградам добавились орден Боевого Красного Знамени и Отечественной войны. Комментировать это обстоятельство не будем, потому что все знают, что орден Боевого Красного Знамени за красивые глаза не давали…

Русский, советский патриот Сергей Михайлович с честью выполнил свой долг перед Родиной, жертвуя ради этого семьей и своим добрым именем. Таковы были времена и нравы.

В рассказе своими именами названы уезд, чекист и руководитель банды Антонова. Все остальные имена вымышленные, и всякое совпадение прошу считать случайным.

Уважаемый Борис Карпович! Во время нашей последней встречи на конкурсе гимнов г. Воронежа Вы сказали несколько теплых слов о моих жизненных принципах, которые якобы Вам импонируют. Слышать это от такого человека, как Вы, конечно, мне было очень приятно. Вы уж на меня не обижайтесь, Борис Карпович, но, руководствуясь как раз этими своими принципами, я и хочу высказать несколько своих соображений по поводу Вашей публикации в газете «Берег» «О правде новейшей истории».

Я полностью согласен с Вами, что на всех этапах истории нашего государства было немало несуразностей, глупостей и даже преступлений. Не будем заниматься арифметикой и считать, когда их было больше: при Иване Грозном, Петре I, Николае II, при советской ли власти или в последние двадцать лет.

Итак, несколько уточнений.

Вы утверждаете, что коллективизация «повергла процветающую после Столыпина русскую деревню в крах и запустение». В подтверждение «процветания» Вам следовало бы назвать деревни вокруг Воронежа, где в те годы у селян были керосиновые лампы и деревянные полы, общественные бани, телефон и прочие атрибуты элементарной цивилизации, где поля обрабатывались бы «мотором», то бишь трактором, а не сохой. Думаю, что таких примеров было бы немного. Что касается моей малой родины — Сибири, то, по рассказам моих родителей, в селах в те годы все дома освещались лучиной, свечой или масляным фитилем, у мужиков одни холщовые штаны и «на выход», и на работу, на ногах редко сапоги (это уже шик!), а в основном онучи. Постель — снизу самотканая дерюжка, а сверху полушубок, а чаще зипун. Да что я вам рассказываю общеизвестные истины. Мне представляется, что Вы тех же кровей и все это хорошо знаете.

Мои оппоненты, защищая Россию 1913 года, в качестве «ultima ratio», то есть решающего довода, ссылаются на тот факт, что в эти годы Россия, мол, «пол-Европы кормила хлебом». Кормила, не спорю. В 1925—27 годах из Советского Союза тоже эшелоны с хлебом шли в Европу, откуда взамен получали станки и другое машинное оборудование, так как Россия и СССР по большинству экономических показателей, за исключением духовности, на сотню лет отставали от Запада. Да, зерно продавали, но собственный народ как в 1913 году, так и в 1927 году недоедал. Так что насчет «процветания» деревни следует быть осторожнее…

Далее, Вы в своей статье, ссылаясь на А. Солженицына, говорите об «истреблении свыше 60 миллионов самых мыслящих, деятельных и талантливых людей». В последние годы эту цифру мне приходилось слышать только от таких «русских интеллигентов», патологических ненавистников советского режима, как Новодворская, Сванидзе и Хакамада, которая в своих предвыборных выступлениях называла в одном случае 30 млн человек, а в теледебатах на НТВ — 95 млн истребленных в советские годы граждан. Журналист Ю. Корякин называет 120 млн истребленных. А между тем есть официальные данные о количестве репрессированных.

1 февраля 1954 года генеральный прокурор Р. Руденко, министр внутренних дел С. Круглов и министр юстиции К. Горшенин на имя секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева направили официальную записку, в которой сообщалось: «За 1921 год и по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено 3777380 человек, в том числе к высшей мере наказания 642980 человек… Из общего числа осужденных ориентировочно осуждено Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД и Особым совещанием 2900000 человек, 877000 человек — судами, военными трибуналами, спецколлегией и Военной коллегией».